Иосиф Райхельгауз - Игра и мука

Зато Карден сказал:

– Я вчера смотрел спектакль, посмотрю и сегодня. А на завтра я пригласил министра культуры Франции.

На следующий день пришел министр. Три дня подряд программа «Время» Первого канала давала репортажи о наших гастролях. На последний спектакль зрители спрашивали лишний билет. Это был триумф.

После последнего спектакля мы с директором пришли в контору, где нам дали ведомость. Наступил момент выплаты заработанных денег. Стали просматривать списки. Наконец, дошли до Анны Зозо, которая в тот момент работала в театре завлитом. Менеджер Кардена месье Монпасье, занимавшийся бухгалтерией, с удивлением спросил:

– Да, вот возник вопрос по этому участнику. Почему он должен получить такие огромные деньги?

Мы вгляделись в ведомость: фамилию Зозо случайно внесли в графу «сумма» – получилось 3030 евро.

Пьер Карден поручил месье Монпасье подготовить контракт на следующие гастроли и новую постановку. Месье Монпасье пригласил меня в контору. Это была узкая комната, от пола до потолка заваленная папками, амбарными книгами, документами, буклетами, проспектами. Огромная гора. Мы с переводчицей с трудом сели, теснясь друг к другу. Он стал выяснять, что я мог бы поставить из русской классики. И вдруг ему понадобилась какая-то бумажка. Он встал на стремянку, с трудом втиснув ее между столом и горой, и стал что-то доставать. А дальше произошло нечто, что в какой-нибудь кинокомедии даже не решились бы применить – уж очень банально. Гора начала рушиться и заваливаться на него. Он стал хвататься руками за воздух и падать вместе со стремянкой. Книги и папки засыпали его с головой. Поднялся невероятный столб пыли. Мы замерли. Затем раздался стон. Когда пыль рассеялась, мы откопали Монпасье: он был в шоке, разговор не продолжился.

Мы вернулись в Москву. Потом был обмен электронными письмами, звонками, мы даже еще раз приехали в Париж – обсуждали идею постановки спектакля где-то на природе. Но все это ничем не кончилось. Наш проект мистически погиб под рухнувшими папками в кабинете мсье Монпасье.

В разделившемся после ухода Юрия Любимова театре на Таганке возникло два театра. Один – «Содружество актеров Таганки» – возглавляет народный артист СССР Николай Губенко. А второй – сохранивший исконное название Театр на Таганке – Ирина Апексимова. Первый хранит некие традиции. Второй – реализует идеи актуального театра. И на самом деле, очень сложно сказать, какой из них ближе к любимовской Таганке: в свое время этот театр как раз и славился тем, что ломал традиции и создавал нечто новое. Скорее всего, к Таганке Юрия Петровича Любимова не имеет уже отношения ни тот, ни другой. Но рассказ не об этом.

25 января 2018 года в день рождения Владимира Высоцкого на сцене театра на Таганке (который «апексимовский») назначили превью нового спектакля – «Беги, Алиса, беги», мультижанровая, совершенно авангардная работа, основанная на песнях Высоцкого, которую сделали хедлайнеры актуального театра: драматург Василий Печейкин, режиссер Максим Диденко, художник Мария Трегубова и др. Спектакль этот, кстати, получил впоследствии «Золотую Маску». На показ пригласили актрису Ингеборгу Дапкунайте, которая с этой же командой уже работала в спектакле «Цирк» в театре Наций. В антракте Максим Диденко пытается найти Ингеборгу среди зрителей. Но – тщетно. Ее нет. Впрочем, народу много, дел еще больше, и режиссер фокусируется на творческом процессе. После спектакля он опять-таки не обнаруживает актрису среди публики. И звонит ей. Дапкунайте берет трубку.

– Ты где?

– Вот, выхожу со спектакля.

– Почему выходишь? Почему не подошла к нам?

– Я пыталась, но никого из вас не нашла.

– Странно… Ну как тебе?

– Знаешь, очень необычно. Конечно, я понимаю, что все это такой стеб… Но как-то пока это поймешь, кажется что это вообще не ты сделал.

Тут Диденко начинает что-то подозревать.

– Подожди, ты точно была на моем спектакле? «Беги, Алиса, беги»?

– Нет, не Алиса… Сейчас скажу он называется – «Высоцкий В.С.»

– !!!??? Ты с ума сошла?! Куда тебя занесло?!

История вышла простая. Ингеборга перепутала входы и зашла не справа – вход в театр на Таганке, а слева – вход в Содружество. Подошла к окошку администратора – там увидели звезду и очень обрадовались. Название спектакля актриса, конечно, не помнила. Просто сказала – Дапкунайте. На Высоцкого. «Ну, разумеется», – радостно ответил администратор, и выписал лучшее место. Программки, обычно, приглашенные не покупают. А потому Ингеборга смотрела спектакль в полной уверенности, что это постановка Диденко. Сначала было недоумение. Потом мелькнула мысль: это такой изощренный стеб. Но недоумение все-таки возобладало. И все-таки, в какой-то момент она поверила!

3 ноября 2013 года в нашем театре «Школа современной пьесы» возник пожар. Сначала казалось, что это просто дымок идет из-под кровли. Но вот уже приехали пожарные машины, расчет за расчетом, а пожар все никак не утихал. Старинный особняк заливали пеной, крыша рухнула, и стало понятно, что театр сильно пострадал.

Артисты и сотрудники приехали в первые же минуты. Самоотверженно кидались в те участки здания, которые не были охвачены огнем и выносили все, что можно было спасти – костюмы, реквизит, документы. В какой-то момент ко мне подскочил пожарный с увесистым свертком в руках.

– Деньги! Мне удалось спасти наличность! – взволнованно говорил он.

Я обмер: наличных денег в государственном театре быть не должно. Наличные поступают только в кассу, где их прячут в сейф, а затем сдают в казначейство.

Я взял у него из рук сверток: там были бутафорские купюры – рубли, доллары, евро – которые мы использовали в спектаклях. Очень качественно напечатанные. Очень крупная сумма.

Я уже года полтора работал в «Современнике». Вышли премьеры «Погода на завтра», «А поутру они проснулись». Мне предложили на телевидении снять видеоверсию спектакля «Из записок Лопатина». Это был значительный рывок: в то время съемка для кино и телевидения была невероятно престижным и доходным делом. Снимала студия «Экран» на самую качественную и дорогую по тем временам цветную пленку «Кодак». Заключили договор, в котором я был назван кинорежиссером, назначили большой гонорар. Я серьезно подготовился – начитался Федерико Феллини, других великих мастеров кинематографа. Написал подробный сценарно-монтажный план, вместе с операторами рисовал раскадровку и так далее.

Первый съемочный день. Павильон. Снимаю сцену приезда Лопатина в Ташкент. Художник Давид Боровский сделал такую почтовую телегу, где все спрессовано – вещи, реквизит, люди. В телеге сидит Любовь Ивановна Добржанская. В сцене также заняты Валентин Гафт, Марина Неелова, Андрей Мягков. Естественно, мне понятно, что надо делать – эти же артисты играют и в моем спектакле. Я объясняю оператору, как двигается камера, где будет укрупнение плана. Обо всем договариваемся. Репетируем один раз без камеры. Все хорошо, нормально. Захожу за спину к оператору. Пауза. Ничего не происходит. Ничего не понимаю! Почему не начинают снимать?