Владимир Шапко - Семь повестей о любви

– Чтобы завтра же лифт наладили! Слышишь! (Дудина кивала, деликатно отступала к стойке, кланялась.)

Муж спокойно стоял возле гардероба, спокойно смотрел, как Фантызин и гардеробщик обряжают его жену в богатую шубу из норки. Спокойно жевал жвачку. Поигрывал ключами от машины.

– Подожди, Коля, – сказала ему жена. Отвела Фантызина в сторону, тихо давала указания: – Сегодня после двенадцати будет Талибергенов и его компания. Любители русского мясца. После казино полезут в твой стриптиз-бар. Скажи Кузнецовой, чтобы накрыла там в отдельном кабинете. Приведёшь к ним Машу и Розу. В общем, всё организуй. Но к самой Кузнецовой в ресторан – ни ногой! Слышишь! У себя подъедай. В стриптиз-баре. Или у друга своего, наркомана. В «Тахами». Понял? – женщина вдруг прищурилась: – Вообще, Фантызин, ты – больной?..

– Больной, Алевтина Егоровна, больной. Ха-ха-ха! – с готовностью закатился лысый мужичонка. Прямо умрёт сейчас от смеху.

Женщина смотрела. Крупное коровье лицо её брезгливо морщилось…

…При делёжке сфер влияния в купленной гостинице Фантызину достался… буфет. Сама Пенкина села в гостиничную коробку, её двоюродная сестра Кузнецова в ресторан, а Фантызин оказался в буфете. На первом этаже. Это несказанно его обидело. Он даже хотел пожаловаться Семёну Никандровичу. Тетерятникову. Однако Семён Никандрович ни разу не пришёл в гостиницу. Он словно бы даже не участвовал в покупке её. В гостинице он только как бы негласно присутствовал. В кабинете Пенкиной. Спрятавшись за портрет Елбасы над её головой. Изредка только выглядывая из-за него и подмигивая. Эдаким ангелом-хранителем.

Несколько дней Фантызин сумрачно ходил по буфету, наблюдая как командировочные любовно выскребают ложечками из стаканов сметану. И его осенило: бар! Притом бар со стриптизом! Стриптиз-бар! Первый, единственный в городе! Фантызин бросился на второй этаж, к Алевтине Егоровне…

Всё это было два месяца назад. Сейчас, проводив Алевтину Егоровну с мужем до выхода, пожелав им спокойной ночи, Виктор Степанович вернулся к зеркалу, ещё раз тщательно оглядел всего себя. Одёрнул строгий чёрный пиджак. Выдвинул из рукавов пиджака белейшие обшлага рубашки, украшенные красивыми запонками. Поправил ещё раз бабочку. Только после этого стал спускаться по лестнице к стеклянной, занавешенной изнутри двери. Лампасовый Михалыч вскочил со стула, распахнул её перед ним.

Стриптиз-бар гудел вовсю. Довольно вместительный, как всегда, был битком. (Не то что у Кузнецовой в ресторане!) Фантызин с гордостью оглядывал просторную сцену и богатейший, слезящийся стеклом алтарь у левой стены зала с самодовольным, болтающим шейкерами барменом. И всё это было организовано им, Фантызиным.

Он даже приглашал из России модного дизайнера. (Денег заплатил уйму!) И зачуханный зал буфета преобразился.

Яркий свет дизайнером был оставлен только над сценой, для вихляющихся на шестах девок. Сам зал, задрапировав стены материалом, он интимно притемнил. На всех столиках теперь включены были лампы под гофрированными колпаками. Лица зрителей горели от этого карминно стойко, были довольными, приобщёнными. И к спиртному на столе, и к представлению на сцене. Получая заказы, официантки уплывали и таяли как тени. Даже шторы на окнах висели теперь по-новому. Как вислопузые монахи, подглядывающие в вертеп. Хорошо поработал дизайнер. Просто отлично!

Шесты для стриптизёрш торчали до потолка. Да бери выше – до неба! Две равнодушные девки на них сейчас по-всякому выламывались. Одна как струбцина тощая, другая с грудью и бёдрами тяжёлыми. Их взбадривали шлягером из угла сцены три лабуха. Самодовольный клавишник стоял за клавишными как за станком ткач. Второй, длинный, да еще с бесконечной басовой гитарой н а сторону – смахивал на мотающийся под ветром семафор. И третий, саксофонист, постоянно подбегал к стриптизёршам, пригибался и угрожающе болтал им саксофоном.

Фантызин был доволен. Взял бокал с ближайшего стола. Хорошо отпил. «Жажда. Извините». Поставил на место. У посетителя глаза полезли на лоб. Толкнул соседа. Но тот во все глаза смотрел на сцену. Где одна из стриптизёрш в это время повернулась спиной и выгнула себя. В эдакую соблазнительнейшую коряжку. Правда, ненадолго. Эх-х.

Часа в два ночи явился большой, как верблюд, Талибергенов с тремя собратьями помельче. После выигрыша в казино, расположенный, довольный. Хорошо похлопался с Фантызиным по-национальному. С двух сторон. (Фантызин икал.) Потом четыре казаха постояли какое-то время, любуясь стриптизёршами. И Фантызин провёл их в отдельный кабинет, где Кузнецова самолично уже разлаживала на столе чистую скатерть. «Ат е жан! (Очень хорошо.) Ат е жан!» – потирали руки гости.

Через час Фантызин привёл Машу и Розу. Перед тем как запустить в кабинет, дал Маше ключ от 915-го номера. «Позвонишь мне вниз, когда уйдут. Давайте, девочки!» Фантызин открыл дверь. По-деловому пританцовывая, вихляясь, Маша и Роза пошли на сцену . Их встретил восторженный рёв зрительного зала .

Под утро в 915-м Фантызин быстро подъедал. Растерзанная еда была на тарелках повсюду. На низком столике, на тумбочке, на подоконнике. Давился, запивал всё марочным вином.

Маша, опершись на локти, ждала на кровати. В своей школьной форме дылды-ученицы. Курила, стряхивая пепел в блюдечко.

Фантызин подбежал.

Двумя пальцами, средним и указательным, Маша помотала ему уже распакованным ею резиновым атрибутом. Как большой монетой. Как американским долларом.

Через минуту Маша вдавила папиросу в блюдечко, опустила одну ногу на пол, поднялась с кровати. Вернула на место сбитый пояс для чулок. Оправила платьице, потом белый в кружевах фартук.

Фантызин лежал растерзанный, зажмурившийся. Маша смотрела. «Встань, закройся!» Фантызин не шевельнулся. Маша бросила ключ на столик, выключила свет и вышла из номера.

Фантызина мучил кошмар. В кошмаре том Тетерятников со своими удивительными улыбчивыми бровями (бровями как сладкие сабли) – был неузнаваем за своим столом, страшен. Брови казались на нём чужими, наклеенными на его разгневанное лицо!

– Ты когда перестанешь крысятничать, гадёныш?! Когда?! Мало ты имеешь, гад?! Мало?!..

Фантызин захлёбывался слезами в лифте на груди у Алевтины Егоровны. «За что он меня так, за что?!» Алевтина по-матерински гладила его трясущуюся лысую голову. «Он суровый, суровый! Стукнет кулаком по столу – и прощайте, гуси-лебеди!» Лифт жёстко ударился о первый этаж… Потом Фантызин гонялся за Алевтиной Егоровной. Алевтина Егоровна взмахивала ожемчуженными крыльями, высоко подлетала, а он подпрыгивал, хватался за её ногу и падал на пол…

Проснулся без пятнадцати девять. Торопливо приводил себя в порядок. Быстро умывался в ванночке при номере. За спиной бесшумно ходили, убирали разгром тихие горничные.