Жамбын Пурэв - Гром

На барона, уже потерявшего всякую надежду на помощь Семенова, бродившего где-то по Маньчжурии, слова инспектора не произвели никакого впечатления.

Батбаяр разглядел охрану, стоявшую на некотором расстоянии от дерева, в тени которого сидел Унгерн, и подумал: «До чего подозрителен, охрану ни на шаг не отпускает. Как же его уничтожить?»

— Это мне не интересно, капитан. Вы послали телеграмму генералу Чжан Цзолиню? [77] Чжан Цзолинь — китайский милитарист, глава прояпонской мукденской клики.

— Да, господин командующий. Согласно вашей телефонограмме, я телеграфировал: «Я, барон Унгерн, не жалея жизни, сражаюсь за то, чтобы Маньчжурия и Внешняя и Внутренняя Монголия навечно перешли в Ваше полное владение и стали надежным плацдармом в борьбе с большевистской опасностью. В этом я всегда буду верен нашим договоренностям. Во имя нашей будущей победы соблаговолите перевести в Ургу десять тысяч китайских долларов. Остаюсь всегда верный Вам Унгерн».

— Тебе не пришло в голову спросить в этой же связи, поддержат ли нас в Китае?

— Я думал об этом, мой генерал, и полностью разделяю ваши взгляды. Но генерал Чжан Цзолинь — человек чужой, иностранец, кто знает, что у него на уме, и я на всякий случай связался с Синьцзяном.

— И что же?

— С большим удовольствием могу доложить вам, что корпус генерала Бакича уже в Синьцзяне и скоро прибудет сюда.

— Капитан! А почему ты не веришь Чжан Цзолиню?

— Это сложный вопрос. Правительство Китая стремится овладеть Внешней Монголией и делиться ни с кем не станет. Вам и самому хорошо известно, что генерал Чжан Цзолинь имеет тайные намерения завладеть Монголией и подчинить ее Японии. А ваша победа, считают эти господа, наверняка может привязать Монголию к России, и потому вряд ли будут вам помогать.

— Что же нам следует делать?

— Монголия велика. Мы можем двигать фигуры по этой огромной шахматной доске, как нам заблагорассудится.

— Пока я не нахожу ничего умного в твоих словах. Ну ладно, послушаем дальше.

Унгерн снял папаху, закурил.

— Монгольские ламы и нойоны — ненадежны, у них нет определенной цели, они не видят дальше собственного носа, и этим наверняка воспользуются красные смутьяны…

Барон понимал, что поражение закрыло ему путь в Ургу, и это его бесило, он нервно вырвал пучок травы, скрутил его и отшвырнул в сторону.

— Это я и без тебя знаю.

— Господин генерал! Перед нами по-прежнему открыта дорога к восстановлению святого правопорядка. Красные выдохлись. Вам следует вести войска на запад, через монастырь Нар ванчин, по дороге пополнить конский состав за счет реквизированного у монголов скота, передохнуть некоторое время в Кобдо и соединиться с генералом Бакичем. Народ Алтая встретит нас с распростертыми объятиями.

Барон тяжело вздохнул.

— Значит, ты советуешь выступить в поход?

— Я думаю, надо дать лошадям сутки отдохнуть, а послезавтра рано утром соединиться с генералом Резухиным и вместе двинуться на запад.

— А если нас настигнут красные?

— Господин командующий! Разведка донесла, что красные задержались на Селенге и Зэлтэре, опасаясь засад в лесах, и отстали на три дня пути. Нам важно не рассеивать своих сил на случай тревоги. Выставить усиленные караулы, заслоны и быть готовыми к выступлению.

Барон задумался.

— Иди в штабную палатку, капитан, отдохни. Я подумаю над твоим предложением.

Унгерн проводил капитана взглядом, достал из кармана круто посоленную горбушку хлеба и дал стоявшей рядом кобыле, ласково погладив ее по шее.

Вечером Батбаяр готовил на ужин господам офицерам козлиный бодог. Он зарезал козу, которую солдаты притащили из какого-то аила, снял шкуру и теперь ждал, когда накалятся камни, брошенные в костер.

За два дня Батбаяр понял, что монголы и русские, которые служат у барона Унгерна, не очень-то ладят между собой. Рваные майханы монгольских цириков стояли в стороне, в лагере унгерновцев цирики почти не появлялись, в том числе и подручный барона — гун Бишрэлт. Зато господин инспектор ходил из лагеря в лагерь, беседовал и с монгольскими цириками, и с русскими солдатами, минуты не имел свободной.

— Смотри, чтобы бодог поспел к ужину, — велел он Батбаяру.

Когда на небе высыпали звезды и бодог был готов, Тумуржав опять прибежал к Батбаяру.

— Пора, — сказал он. — Внесешь бодог в палатку и поставишь перед Унгерном. Потом приготовишь двух лошадей, оружие и будешь ждать меня возле того толстого кедра. — Все это Тумуржав объяснял знаками, но Батбаяр понял. Он не сомневался, что у Тумуржава среди русских солдат немало сторонников, но он даже представить себе не мог, что произойдет на этот раз, и чем все закончится.

По указанию Тумуржава он дочиста выскреб шкуру козы снаружи, вдвоем с русским телохранителем они подхватили бодог на палки и внесли в палатку Унгерна. Барон сидел, как обычно держа руку за пазухой, где у него лежал пистолет. Увидев бодог, барон вздрогнул, вскочил.

Капитан ему что-то сказал, видимо, объясняя в чем дело.

«Не бойся козы жареной, бойся живой!» — хотелось сказать Батбаяру. Съежившийся Унгерн в полумраке палатки напоминал нахохлившегося ворона, у которого совы повыщипали перья [78] Имеется в виду древнеиндийская легенда о войне воронов и сов. . Этот храбрый вояка, прошедший с огнем и мечом Урал, Сибирь, Онон, Керулен, Орхон и Селенгу, сейчас пугался собственной тени.

— Я достал у русского лодочника, к ужину… Чтобы снять напряжение, — сказал капитан Волков, вынимая две бутылки и ставя их на маленький столик, накрытый в центре палатки.

— Это ты неплохо придумал. А почему не пригласил монгольского командующего? — спросил барон, и в его взгляде мелькнуло беспокойство.

— Я не знал, как вы на это посмотрите…

— Пригласи! Пригласи! Пошли солдата, пусть передаст, что я его прошу прийти. — Унгерн с любопытством посмотрел на румяный бодог, от которого шел ароматный пар, пригладил усы. — Как это готовят? Что делают с внутренностями? Шкуру с живой сняли, что ли? А где взяли такой большой котел, чтобы сварить целиком? Жарят изнутри? Я что-то не понимаю. Погоди-ка. Объясни еще раз! Так, постой-ка! Традиция есть традиция. А что, если мне к приходу монгольского командующего надеть национальную одежду? Ему это, должно быть, приятно, — сказал Унгерн, надел шелковый дэл с генеральскими погонами и снова сунул руку за пазуху.

В палатку, гремя висевшим на поясе оружием, вошел крепкий, широколицый Бишрэлт гун, за ним переводчик. Батбаяр поклонился.

— А-а, к нам пожаловал монгольский командующий? Капитан Волков собирается нас угостить ужином. Вот я и пригласил вас. Присаживайтесь, — сказал барон командующему.

— О-о, да это козлиный бодог! Кто ж его приготовил? — улыбнулся Бишрэлт гун.