Жамбын Пурэв - Гром

Гэмбэл был потрясен. Ему вдруг стало жаль Намнансурэна, но еще больше свой труд.

«Я столько старания вложил в эти рисунки! Противно-то как, — подумал он. Захотелось закричать, остановить Балбара… — А если этот дзолик разозлится и на меня тоже порчу напустит? Ой, пропал!» — с ужасом подумал рисовальщик, и сердце у него заколотилось, а ладони вспотели.

— Для чего же все это? Неужели от этого хан не переродится для будущей жизни? — Гэмбэл никак не мог понять смысл происходящего.

Балбар скользнул по нему безразличным взглядом, погладил лысину.

— Все это лишит его удачливости, силы духа и подведет к черте, за которой человек превращается в труп. Я изучил множество книг о черной магии и колдовстве. Сейчас… это самое… зароем эти свертки в четырех местах по четырем сторонам света: на хребте, где могила его отца, на Хавцагайтском перевале, у Онгинской скалы и у трех Таримлынских источников. Последний зароем в очаге, под таганом в сером орго Намнансурэна. Это, пожалуй, самое хлопотное. Попробуем, однако, что-нибудь придумать, — ответил Балбар, и в свете лампы блеснули капли пота на его лысине.

— И это все?

— Проклятие очень сильное. Однако хану покровительствуют небеса, а потому есть у меня мысль кое-чем это проклятие дополнить. Возьму прежде книгу заклинаний да пересчитаю по ней буквально каждый год жизни нашего красавца, — пояснил Балбар.

«Ох и страшная получится штука. Пусть хану покровительствуют хоть все пять небесных сфер, разве он выдержит такое?! А ведь когда управление хошуном окажется в руках Балбара, работенки прибавится. Тоже ведь корыстолюбив дзолик. Он уж не упустит возможности нажиться. Но авось и мне кое-что перепадет. Недаром же я перед ним спину гну «Слушаюсь, повинуюсь!» Липну, точно селезенка. У-у, чтоб тебя!..» — воскликнул про себя Гэмбэл и снова оглядел внутреннее убранство юрты. Все вещи были поставлены задом наперед, бурханы накрыты темной материей, было такое ощущение, что весь мир окутала плотная чернота. Время от времени хлопала кошма, закрывавшая дымник, — и на дворе бесновалась пыльная буря. Непрерывно выли собаки. Гэмбэлу стало страшно, показалось, будто юрту наполнили невидимые глазу упыри, ведьмы и вурдалаки. Балбар сжал рукой свой длинный подбородок и сидел, уставясь на тоно, о чем-то думая. В тусклом колеблющемся свете его крупный вислый нос то укорачивался, то удлинялся, словно оборотень. «Вот и дьявол — демон ночи, тоже, наверное, такой же», — мелькнуло в голове у Гэмбэла.

Балбар вскочил, выудил из-под подушки белую гадальную кость и, прошептав заклинание, бросил.

— Выпало тебе, Гэмбэл, ехать в худон к ахайтан. Бывает, что проклятие начинает действовать и на других, переждешь там.

Несколько дней, тайком, ездили Балбар с Гэмбэлом по худону — зарывали свертки с проклятиями хану во всех намеченных местах. Оставался только один — для ханского орго. Закончив работу, они три недели просидели затворниками, читали молитвенные книги, а затем «сделали перерыв». Балбар вручил Гэмбэлу хунз чаю и сказал:

— Теперь мне придется почаще бывать в ханском орго. Ты же съездишь к Цогтдарь и вернешься. Поеду я — могут заподозрить неладное. До тебя же никому дела нет. А если все-таки кто-нибудь поинтересуется, ответишь, что по моему приказу едешь справиться о здоровье ахайтан. Когда она тебя примет, скажешь: «Год рождения твоего сына и год тигра, в который родился известный тебе человек, имеют одного покровителя». Проклятие может перескочить с одного на другого, — это надо иметь в виду, — и потому беречься: каждое утро вырывать один волос с темени и, сделав на нем три узелка, двадцать один раз прочесть вот это заклинание, — наказал Балбар, засовывая за пазуху Гэмбэлу клочок бумаги с написанными на нем строчками. — Тебе, Гэмбэл, бояться нечего. Все подготовлено основательно. Я ничего не делаю кое-как, так что не волнуйся. В таком важном предприятии, как смена власти, сердце должно быть каменным. Потому что и сам-то государственный переворот — это, знаешь ли, как детина с чугунным лицом и куском льда вместо сердца. «Зло злом побеждают», — есть такое поучение у ловона Жуная. За нашим делом стоит увековечение религии, радость многочисленных лам и хувраков. И ты сам сможешь увидеть это чуть позже, — добавил Балбар. И он указал своему подручному на приведенного кем-то хану в подношение коня, которого вот уже несколько дней, не боясь греха, ловко скрывал от посторонних глаз. Гэмбэл приторочил переметные сумы и тронулся в путь.

Орго гуна было разбито на берегу озера Глубокого. Если слушаешь крики турпанов, созерцаешь водную гладь на восходе и свое отражение в озере на закате — это приносит счастье и благоденствие, бодрость и жизнерадостность, — считала ахайтан Цогтдарь, и потому ее семья каждое лето и осень кочевала от озера к озеру. Как только выбирали место, тут же шестьдесят слуг, сопровождавших аил, ставили четыре юрты, натягивали пять веревок для молоденьких жеребят, и уже по этому нетрудно было понять, что Ринчинсаш намного богаче своего старшего брата.

Признав во всаднике, прискакавшем в орго гуна на взмыленном коне, старинного знакомца Гэмбэла, Цогтдарь тут же смекнула, что он привез какие-то известия. Ахайтан ввела гостя в малое орго и, радушно угощая, стала расспрашивать о разных пустяках, время от времени с удовольствием смеясь его шуткам. Балбар не появлялся больше полугода, и гость, всегда в прежнее время при случае пяливший на нее глаза, был ей сейчас приятен. Стараясь показаться Гэмбэлу привлекательной и доступной, она то и дело вскакивала, шла за чем-нибудь, покачивая крутыми бедрами.

— Ну, как там наш Балбар поживает? Небось как только стемнеет, так и крадется к юртам прислуги. Да и вы, конечно, от него не отстаете, не упускаете случая сбегать туда? — спросила Цогтдарь.

Гэмбэл засмеялся, не зная, что ответить, но, смекнув наконец, в чем дело, блеснул глазами и с интересом поглядел на ахайтан. Усевшись поудобнее на тюфяке, поджал под себя ноги и, прихлебывая охлажденный кумыс, то вполголоса, то совсем шепотом, поведал ахайтан о делах.

— Как же, как же!.. Слышала я от мудрецов, что болезни или другие какие напасти преследуют людей по причине насылаемых на них проклятий. В этих случаях, говорят, рекомендуется совершать обряд очищения. Бывает также, что и шаман промашку дает, наколдует тебе худое… Не думаю, однако, что из затеи Балбара выйдет что-нибудь действенное. Нечего тут себя-то обманывать. А я так скажу взялся за дело, так уж старайся изо всех сил, — раздраженно заявила Цогтдарь.

— Э-э, напрасно ты так говоришь, ахайтан моя! Эта самая затея у него такая страшная, что ужаснее и не придумаешь. Это все для того, чтобы напрочь лишить хана удачливости и жизненной энергии. Такого проклятия я думаю, ни один человек не вынесет. Я лишь со стороны наблюдал, и то, казалось, душа вот-вот с телом расстанется. Прости меня, господи.