Юрий Асланьян - Дети победителей [Роман-расследование]

— Нет, не сомневаюсь. По-моему, он сам этого не скрывает — прошли те времена.

— Что делает в компании этого бандита Равиль Юсупов, правоверный мусульманин? Занимается благотворительностью?

— Наверное, вам лучше знать.

Владимир Николаевич не улыбался, он смотрел на меня немного насмешливо и торжественно, с превосходством победителя.

— Правильно, он отмечает день рождения бандита, пьет водку и ест свинину, как я в День милиции. Только я делаю это раз в год, а он — каждый день. Кроме того, я не проповедую мусульманство. Разница заметна?

— Заметна… Только в том случае, если все это правда.

— Ест и пьет, еще как пьет… Например, вы не знаете, где он был вчера?

В этот момент я чуть было не ответил, где он был вчера, но вовремя сообразил, что именно этого добивается мент.

— Не знаю, — ответил я, — а почему вас это интересует?

— По оперативным каналам мы получили информацию о том, что в Перми готовится к отправке в Чечню партия оружия.

— Чего-чего? — рассмеялся я в лицо офицеру.

Рассмеялся про себя, конечно. Внешне я сделал изумленное лицо, на котором красным цветом проступила вся важность доверенного мне секрета, государственной тайны и собственной роли в спецоперации российской милиции.

Конечно, я старался не показать, что смеюсь над неловкой попыткой купить меня в качестве осведомителя. Цена меня не устраивала. Да, мало дают… Какие они все одинаковые, полное отсутствие творческого подхода, блеска ума, художественной фантазии. Обида захлестнула меня: за кого держат? Ну как с ними сотрудничать, Господи?

— Владимир Николаевич, — перестал смеяться я, — вы действительно уверены в том, что России надо воевать с Чечней?

Милиционер сложил руки перед собой на стол, сцепив ладони короткими пальцами. То ли он не знал, что сказать, то ли ждал, когда я заговорю сам, то ли думал, как ответить, чтобы не попасть на газетную полосу. Не судиться же потом с этим журналистом… Он молчал до тех пор, пока я не понял его ответа.

— В течение десяти лет вас, милиционеров, убьют там тысячи, — я продолжал пьянеть от сигаретного дыма, — и тысячи детей останутся без отцов. Мальчики, девочки… Вы чувствуете свою личную ответственность перед этими детьми? В том числе и чеченскими?

Я оглянулся — в дверях стоял майор Неверов, опершись плечом о косяк, и слушал мое антивоенное выступление.

— Спасибо, Юрий Иванович, что пришли к нам на беседу, — поблагодарил меня Неверов, оторвавшись от косяка, — надеюсь, вы понимаете, что мы тоже не хотим этой войны…

Я встал, пожал руку Владимиру Николаевичу, взял у Неверова пропуск с проставленным временем выхода из «башни смерти». И в сопровождении майора дошел до лестницы.

Наверно, офицеры хотели узнать: скажу я, где был вчера вечером Равиль, или не скажу. Не где был, а скажу или нет! Если скажу, тогда начало вербовки можно считать удачным.

Первый раз меня пробовали вербовать в армии. Ну вы знаете эту песню: «В жизни раз бывает восемнадцать лет…» Золотые денечки! Потом мне было тридцать пять, когда меня, поэта, попытались сделать агентом в последний раз. Я, помню, вышел из комнаты нашей редакции, где уже никого не оставалось, всего на минуту. Навстречу человек с «дипломатом». Я оглянулся — он приоткрыл дверь в редакцию «Уральской стройки» и просунул голову в щель. «Вы отсюда?» — крикнул он мне вслед. «Да», — доброжелательно ответил я. «Зайдите обратно!» — это он мне, резко.

Я зашел. Человек лет тридцати сел напротив, спросил имя-фамилию, протянул удостоверение сотрудника КГБ.

— Вы знаете, — перешел он на более спокойный тон, — нас очень интересует обстановка в тресте, где вы работаете. Понятно, вы находитесь в центре событий и много знаете, бываете на различных объектах… Мы были бы очень благодарны, если бы вы сообщали нам о каких-нибудь экстраординарных фактах, которые будут попадать в ваше поле зрения…

— Я вас понимаю, — ответил я не менее душевно, — обстановка действительно серьезная… Особенно меня волнует почти полное отсутствие научной организации труда на производстве…

И пошел пересказывать ему содержание своих газетных статей, украшая прозу эмоциями, инверсиями, анафорами, историческими экскурсами и личными оценками. Лейтенант, молча сидевший напротив, наверное, не заглянул в мое личное дело, которое хранилось у них, не знал, что я пять лет проработал социологом в отделе науч-ной организации труда оборонного завода и мог говорить на эту тему долго, как Горбачев об алкоголизме. Иначе бы он сразу прервал меня. А прервал он уже тогда, когда разозлился. Ну, это вообще непрофессионально.

— Понятно, — сказал он.

Они все такие понятливые… И когда он взялся за ручку двери, я не сдержался:

— Лёне Карпухину привет передавайте! Он, наверное, уже майор?

— Вы его знаете? — остановился лейтенант, соображая, что я, видимо, старый агент Карпухина.

— Нет, — охладил я чекиста, — учились вместе.

Нужно, чтобы русские люди и капиталы устремились в этот благодатный край и устраивались в нем. Сколько раз я твердил об этом московским купцам и тузам, — слушают, соглашаются, а сами ни с места. <���…> Имеется множество беков и агаларов, обладающих превосходными землями, которые они весьма плохо обрабатывают и готовы сейчас отдать за бесценок.

М. Т. Лорис-Меликов, первый сподвижник Александра II.

Сегодня я решил найти чеченца без предупреждения. Дежурная показала, где искать вайнахов.

Номер оказался закрытым. Второй, где жили соратники, — тоже. В третьем слышался сильный шум. Мне открыл высокий мужчина в кожаном плаще.

— Сейчас он выйдет, — сказал и закрыл передо мной дверь.

Вскоре Ахмед появился. Уже через минуту я заметил, что мусульманин пьян, как православный.

— У нас гостит земляк, проездом. Приехал с международных соревнований. Представляешь? Стал чемпионом мира по классической борьбе… Очень кстати. Это наша победа! Я не мог не выпить, — объяснил он мне ситуацию.

Я его понял и не осудил, я бы и сам в таком случае выпил. И не в таком — тоже.

Ахмед открыл пустой номер и попросил меня подождать, он сейчас вернется. Прошло минут пять. Дверь открылась, и в комнату вошел чеченец в кожаном пальто с жестким неприветливым лицом.

— Ты кто?

— Журналист, — ответил я.

— Выйди! — скомандовал он. — Мне надо переговорить с одной женщиной.

Я журналист и ко всему привык — встал и пошел в сторону двери. Навстречу мне двигалась женщина, темная глазами, в черной дубленке и красно-черном платке.

Ахмед нашел меня в холле, где я курил уже третью сигарету.

— Кто такой? — спросил я друга Ахмеда, кивая в сторону номера.

— Закаев, — коротко ответил Дадаев.