Зоя Богуславская - Предсказание

С необыкновенной скоростью менялся («к лучшему ли?») фасад московских улиц, внутреннее обустройство помещений, и уже, к примеру на Тверской, как грибы выросли фирменные магазины, пятизвездочные отели со швейцарами у дверей, а еще того непонятнее («откуда только деньжищи берутся?») – засланные к нам с Запада роскошные рестораны, казино, всевозможные агентства по иностранному туризму. И все же самым непривычным для населения было засилье импортного продовольствия, которое приобрести можно было в любом магазине с набором неизвестных россиянам фруктов, овощей, сортов рыб и вкусовых добавок. Молодые москвички мечтали теперь о фирменных шмотках, парфюмерии от Эсте Лаудер или Нины Ричи и, вырядившись в юбки, прикрывавшие пуп, поносили мусорные свалки, малолетних бродяжек на улицах и вокзалах, грубый произвол разгулявшихся преступников, вымогавших деньги. И женщины и мужчины с наступлением темноты боялись насилия, собственных подъездов и лифтов, уже не надеясь на защиту властей. И все же по непонятным причинам эта смертельно опасная, ежедневно приносившая чудовищные новости столичная жизнь несла в себе заряд энергии. Энергии, рождавшейся, быть может, от остроты восприятия сиюминутного, не обеспеченного будущим бытия, словно у зрителей, просматривающих «крутой» детектив с собственным участием.

Впрочем, тем летом, три года назад, москвичи еще плохо понимали, куда все клонится, многие уповали на то, что «они «поперестраиваются» годик-другой, поотбивают печенки – и все вернется на круги своя».

Но не вернулось.

Душным бензиновым рассветом от московской платформы номер 15 отправлялся крымский поезд. У атакующих вагоны не было беспечной лени прежних дней, той нагловатой уверенности, что на юге некоторым гражданам позволено не только расслабиться, но и преступить. Непривычны были тщательно упакованные неподъемные сумки, словно перед таможенным досмотром, отрывочные напутствия провожающих.

– В случае чего – возвращайся, – добавил он нервно, перебрасывая ее сумку на площадку вагона. – Билет – при тебе.

Муська рванулась обратно, обхватила его плечи, замерев губами у виска.

– Ну что ты психуешь? Какие-то две недели! Не успеешь добраться – обратно ехать.

Поезд трогался, кто-то подсадил ее на подножку, пряди спутанных волос запрыгали.

– Виктор! – вдруг заорала, перекрывая шум поезда. – Виктор! Все – нормально!

Дома Виктор Михайлович жадно припал к ледяному нарзану из холодильника, чуть сполоснул под краном лицо, шею и помчался в свой офис.

Через полчаса, сидя в изрядно потрепанном джипе, он уже думал о вчерашних переговорах со швейцарской фирмой (какая, черт, толковая была эта французская дилерша с глазами навыкате), которые сулили немалую выгоду. Не без гордости просчитывая свою роль в этом партнерстве, он пытался сосредоточиться, но привкус незнакомой зависимости от чего-то постороннего, вроде бы незначащего, подмешивался к радостному настрою, портил блюдо.

В сущности, отъезд Муськи был кстати, Виктор Михайлович был перегружен (расписан по часам и минутам), но странно прилипчивы были мысли (не отступавшие) об этой вроде бы ненагрузочной сожительнице, подхваченной им то ли на вокзале, то ли на какой-то тусовке между двумя танцами, которую он вот уже год как пригрел.

Муська была нетребовательна, легко переносила его постоянное отсутствие, ей незнакомы были понятия скуки, ревности. Напротив, она расцвела, на щеках проступил румянец, появилось в ней и некое изящество манер, позволявшее его коллегам задерживать вольно бегущий взгляд на ее фигуре. Но внезапно, два дня назад, словно помешавшись, Муська стала рваться в дорогу. Не слушая его доводов, она ссылалась на подругу Гелену из Синего Берега, которую непременно следовало повидать. «И еще море, сам понимаешь, что для меня значит. Море!!» – твердила она, и даже вскользь брошенная Виктором Михайловичем приманка: через месяц (не более) вырваться вдвоем на юг (пусть и не в то же место, где они уже были однажды вскоре после знакомства и где было им так здорово), осталась без внимания. Муська уложилась мгновенно, пихнув в лилово-потасканную сумку – неизменно через плечо – самое необходимое, потом, спохватившись, стала искать коробочку с позолоченными клипсами-«будильниками» и майку, на которой черно-желтая надпись английской фирмы Romantics призывала не опасаться секса.

Так и не избавившись от неприятного осадка, Виктор Михайлович легко взбежал по лестнице небольшого особняка на Чернышевского, с ходу включился в переговоры, и к полудню уже были решены важнейшие вопросы контракта со швейцарцами. Как и следовало ожидать, соглашение было подписано. Прибыль в контракте получилась значительной, ибо девиз шефа – «Придуманное нашими мальчиками стоит дорого» – потихоньку начал осуществляться. Часам к двум он окончательно пришел в себя, и его неожиданно захлестнуло почти забытое чувство свободы.

Вечер он начал с того, что обзвонил прежних приятелей, прошелся по арбатским забегаловкам, в одной из которых, встретив знакомых циркачей, приятно закусил и выпил, и под утро проснулся в доме новой приятельницы из вчерашней компании.

«Ему б кого-нибудь попроще, а он циркачку полюбил», – слышался ее голосок сквозь плеск воды из ванной, очевидно не раз отработанный припев после удавшейся встречи.

Не скроем, Виктор Михайлович был рад легкому приключению, словно требовалось ему еще одно подтверждение, что ни от чего он не зависит и, когда надо, может соответствовать любой женщине. Ощущая бодрость и самоуважение, по возвращении домой он принял решение съездить в командировку, которую все отодвигал, и через пару часов, отдав секретарше последние распоряжения, вылетел на объект в северном направлении.

Неделя в областном центре, напичканном оборонкой, который трясло от грядущей конверсии, с застигнутыми врасплох и уже не надеявшимися на его прибытие коллегами вновь утвердила его в мысли, что дела вдали от столицы движутся быстрее, с большим размахом и сложные проблемы здесь рассасываются безболезненнее. «Надо, надо отрываться от центра», – думал он (решив напоследок заскочить в натуральное хозяйство завода) под равномерный перестук колес вагончика узкоколейки между пунктом N и пунктом X.

В Москву он прилетел днем, в квартире беспрерывно звонил телефон, обрывающийся то автоответчиком, то факсом, сбивать хороший настрой не хотелось (и без этого он знал, что необходим самым разным людям и организациям), но вот длинными звонками прорвалась междугородка, и Виктор Михайлович пружинисто кинулся на ее зов.

Да, это была Алушта. «Соединяю с Синим Берегом», – сказала телефонистка и переключила линию. Прокуренный женский голос принадлежал Гелене. Без предисловий она заявила, что «хуже нет, как быть вестником таких кошмарных новостей», «обрушивать на голову ни в чем не повинного человека неприятности», но другого выхода она не видит, поэтому она «информирует» (так и сказала), что ее подругу, а его хорошую знакомую Людмилу Гуцко убили во время разборки с поножовщиной на третий день ее прибытия. Сама Гелена при этом не присутствовала, хотя подробности ей известны.