Зоя Богуславская - Предсказание

Еще она добавила, что пыталась ему дозвониться несколько дней подряд, но оказалось, что Виктор Михайлович в командировке, поэтому хоронить пришлось без него.

– Извини, дорогой, – перешла она на «ты», – жара здесь несусветная, ждать невозможно. Ты ж понимаешь, каково это? Весь ужас достался мне одной. – Не дав ему опомниться, она пояснила, что все «было сделано как надо», «уж ради близкой подруги я расшиблась в лепешку». – Не дергайся, – заторопилась, – возьми себя в руки. Местные власти пошли мне навстречу. Теперь Людмила лежит с матерью рядом, на алуштинском кладбище. Ты же понимаешь, все входили в положение, мол, «такая юная и столь безвременно».

– Кто? Кто убил?! – хрипло вырвалось у Виктора Михайловича.

– До конца не выяснили, – отозвалась Гелена, – улик маловато. Ты же знаешь, какое в наше время расследование? На весь Синий Берег три милицейских лба, людей с верхним юридическим и вовсе раз-два и обчелся. – Она помедлила. – А переносить дело в область, так кому нужна эта огласка?

– Разберемся, нужна или нет, – не узнал своего голоса Виктор Михайлович. – Адрес! Адрес свой давайте!

– Ты что? Никак ехать собрался? – ахнула Гелена. (С чего это? Связь-то незаконная, копеечная.) – Не психуй, подумай хорошенько, стоит ли так растравлять себя?

Он вылетел первым самолетом (какая цена была тому билету на коммерческий рейс, он не вникал), голова была несвежей, остро тянуло к алкоголю. «За что это ее? – стучало в мозгу. – Чушь какая-то! Захотелось девчонке к морю на десять дней. Тихая, безобидная… – Вспомнились в утреннем разговоре Геленины интонации: «Ты же понимаешь?», сходные с Муськиными, и внезапный, плохо мотивированный ее отъезд. – Нет уж, что-то здесь не состыковывается».

Виктору Михайловичу не доводилось сталкиваться с убийством, и чувство омерзения, неведомой злобы на то, что какие-то авантюристы (типа Гелены), распорядившись Муськиной жизнью, впутали его в эту непотребную историю, охватило его. Звериное, неподконтрольное шевелилось в груди, сбивая трезвость мысли, – такого он не знал за собой. Когда-то он жил в убеждении, что вообще в природе нет конфликтов, которые не могли бы быть улажены без варварского насилия, и коли уж насилие существует, то улаживали совершенно не те, кому положено, а просто безграмотные идиоты. Потом, когда прогремели первые залпы междоусобиц и распространялись все шире, вспыхивая в разных регионах (да и за пределами нашего отечества тоже), ему попались письма Альберта Эйнштейна. Ученый утверждал, что в самом человеке есть некая потребность в ненависти и разрушении. В обычное время, уверял сей гений, это чувство пребывает в скрытом состоянии и проявляется только в аномальные периоды, но может быть очень легко разбужено и доведено до массового психоза. Себя Виктор Михайлович причислял к нормальным людям, не подверженным психозу, однако же сейчас, при первом столкновении с агрессией, он думал, подавляя боль, только о мести, и ни о чем другом. Найди он виновника Муськиной гибели, собственноручно бы расправился. Больше всего остального Виктора Михайловича выводило из равновесия отсутствие должной информации и в связи с этим потеря времени, которое можно было использовать в самолете, обдумывая ситуацию, чтобы по прибытии сразу же действовать, взять обстоятельства за горло.

В симферопольском аэропорту несколько дюжих молодцов кинулись с предложениями отвезти в любой пункт побережья. Он назвал Синий Берег в районе Алушты, и тот, что был первым, – широкоскулый, спокойный парень с кошачьей гибкостью движений – повел его к своему такси, по дороге запросив немыслимую цену. Виктор Михайлович сразу согласился и, уже сидя в новеньком «москвиче», с трудом отыскал в кармане брюк записанный по телефону Геленин адрес.

Проехали молча километров семь. Виктора Михайловича почему-то подташнивало (не сам вел машину), он предпочел бы остановиться на минутку, однако приказал:

– Гони, что тянешь, как неживой!..

Таксист промолчал, а вскоре внезапно притормозил.

– Секундочку обождите, – показал он на свежепобеленный дом. – Канистру надо прихватить, горючего не хватает. – Он выскочил из машины, потом обернулся: – Ты посиди спокойно, если кто подойдет с вопросами, скажешь, мол, Ромка вернулся – и все.

– Не буду я сидеть, – дернулся вслед Виктор Михайлович. – Духотища тут.

– Как знаешь. – Парень с удивлением смотрел на пассажира. – Заболел, что ли? Тогда пошли.

В доме было прохладно, можно было дышать. Роман сразу же отлучился, чья-то рука из-за двери просунула пару пива.

– Пей, – вернулся водитель, – сейчас горючее забросят. Напарник мой повез родственников на похороны.

Виктора Михайловича все же достало тошнотворное недомогание, – в машине он еще как-то терпел, храбрился, – выскочил в сад, его вывернуло наизнанку. Вроде бы полегчало, и пиво показалось вкусным, натуральным.

– Не дергайся, – пронаблюдал состояние Виктора Михайловича Роман, залпом выпивая второй стакан пива. – В темноте плутать – какой резон? Лично мне адрес, который ты сунул, неизвестен. – Он не отрываясь смотрел на пассажира. – Советую тебе расслабиться. Все равно ехать не на чем, бензина километров на двадцать, не больше.

– Ты что, за дурака меня держишь? – возмутился Виктор Михайлович. – Поехали немедленно!

– Глянь на себя в зеркало, – оборвал Роман, – ты ж белый как простыня. Тебе отлежаться надо. Как только рассветет, так мы и двинемся. – Он скосил глаза на часы. – Вот-вот поминки в кабаке кончатся, они все и припрутся сюда.

От глупой, непредвиденной волокиты все запылало внутри Виктора Михайловича, сопротивляться не было сил, но все же он решил показать характер.

– Сказано – поехали, какой бензин?! – заорал он как можно убедительнее. – Мы с тобой про бензин договаривались? Мы о срочности договаривались. Твои тысячи я принял без звука, чтобы еще этим вечером на месте быть. Ясно? «Заночуем», – передразнил он. – Двигай дальше без остановки насколько хватит бензина, а там я от тебя пересяду!

Роман нарочито медленно стал доливать им обоим.

– Пойми, за ночь ничего не переменится, абсолютно ничего. В такую жару у нас все спят. Ты же сам видишь. – Он усмехнулся. – Ух ты, какой крутой! Орет, будто у него зарезали кого.

– Именно что зарезали, – сник Виктор Михайлович. Он оперся о спинку дивана, ноги подкосились. – В том-то и штука…

Роман кинулся к нему, придвинул кресло. В голове Виктора Михайловича явственно раздался звон, прервавшийся грохотом.

Выпадая из времени, Виктор Михайлович отчетливо видел совершенно разных людей, но вроде бы тесно связанных меж собой. В ночную дремоту врывались возгласы, названия, бурные всплески восторга, будто выигрыш крупный или матч передавали по ящику, шелестели купюрами, шел пересчет, дележка. «На мои гуляют, – вдруг осознал он. – Я перед вылетом всю наличность сунул в бумажник… Обобрали, подонки…»