Зоя Богуславская - Предсказание

Да, надо было быть крупным идиотом, чтобы вместо Нининого бульона с гренками и кисло-сладкого жаркого ждать полтора часа пересоленного борща и сосисок.

Что-то поднималось в его душе, с чем он не мог справиться. Казалось бы, простое дело – выманить у потомка рукописи. Сам бог велел у такого шалопая их изъять. Все равно ведь по ветру пустит. Но почему-то получалось не то. Костя начал раскисать, в психологию вдаваться. А что тебе его психология? Когда дело делаешь, нужны только напор, решительность.

– Выпью, пожалуй, – сказал он парню. – Ты не против? – Парень мотнул головой. Костя подозвал официантку: – Грамм сто налейте. «Столичной». А… Ну хорошо, хорошо.

Да, если б Нинка увидела его, она бы сказала: «Опять! Неужели этому конца не будет?» «Опять» – это означало, что он снова ввязался в историю.

И вправду, эти истории липли к нему, как смола к пальцам. Он будто притягивал все несуразности и прорехи чужой жизни. «Конечно, – добавила бы Нина, выслушав объяснения о сегодняшнем происшествии, – тебе лишь бы новый предлог не работать».

За этот год таких историй три, не меньше, навалились на него. Да что там вспоминать. Вертишься, утрясаешь. Жалеешь. А что с этого? Ничего. Одни невосполнимые утраты. Часов. Дней. Лет. И вот результат. В свои двадцать девять – ни зарплаты толковой, ни ученых трудов.

Официантка поставила селедку и графин. Из селедочной головы аппетитно торчал стебелек петрушки, а графин гудел и переливался, как тоска в душе Кости. Он налил себе полную стопку, выпил и несколько приободрился. Сегодня он чист перед Ниной. Это не какая-нибудь очередная история. Тут, как говаривал Кречинский, весь банк можно сорвать. Если человек хоть что-нибудь смыслит, он сам понесется за такой находкой. Только вот потомок уж больно незавидный. Ну, как-нибудь одолеем и его.

Парень медленно катал шарики из хлеба. Глаза его блуждали бесконечно далеко от селедки с петрушкой, от Костиных великих проблем и неразрешимых терзаний.

– Посиди минутку, – сказал Костя парню. – Мне позвонить надо. Фемине одной. Фемины, они оченно злопамятные. Не позвонишь вовремя – век попрекать будут.

Парень не ответил. Было даже непонятно, слышит он Костю или нет. Но это не имело значения. Костя отпил еще немного и вышел.

В вестибюле был какой-то дохлый автомат. Он то разъединялся, то проваливалась монета, и Косте пришлось орать во всю глотку.

– Это я! – кричал он в ответ на Нинин потухший голос. – Я – Костя.

Он пытался ей втолковать, что нашлась пропавшая в имении переписка и какова ее решающая роль для их общего будущего, но Нина ничего не понимала.

– Ты просто пьян, – наконец сказала она в трубку и заплакала. Потом что-то щелкнуло, Нина пропала.

Женских слез Костя совершенно не переносил. Он принялся снова лихорадочно набирать Нинин номер, но аппарат начисто забастовал. Монета пошла выскакивать на второй и третьей цифрах. Он пытался набрать еще раз и еще, потом плюнул и вернулся к столу.

Черная кошка, абсолютная копия той утренней в доме 3а, сидела на коленях у парня, и этот шалый потомок скармливал ей мясо из борща.

Костю аж затошнило. Он почувствовал, как к горлу подступает тихое бешенство, предметы приобретают расплывчатые формы, но ежедневная привычка подавлять низменные инстинкты победила. Он стиснул зубы, предметы приобрели нормальные очертания.

– Довольно, – прошипел он парню и пнул кошку, – пора закругляться.

Парень отпустил кошку:

– Ну беги. Нажралась, ленивая.

Серый глаз его глядел обезоруживающе простодушно, рыжий наблюдал и насмехался.

Костя налил себе еще стопку, положил кусок селедки на хлеб и поднял рюмку.

– За твоего старика. – Он опрокинул рюмку, откашлялся и заел хлебом с селедкой. – Видно, старик твой стоящий человек. Подобные люди встречались в прошлом поколении. Редко, но встречались. Истинно бескорыстные интеллигенты. Был бы твой старик здесь, он бы тебе всыпал. Такие, как он, учат насмерть стоять за убеждения, за идею. Таких поискать надо…

Меловой след полз по рукаву Костиной замшевой куртки. Он дунул, но след не исчез. Вместо него по локтю поползла жирная серая каракатица. Костя стал скоблить ногтем по замше. Каракатица сжималась и ускользала. Костя стукнул изо всей силы по руке, и каракатица исчезла. И след меловой тоже пропал.

– Поосторожнее, – схватил потомок за руку Костю, – стол опрокинете.

– Русская интеллигенция чем отличалась? – повысил голос Костя. – Не знаешь. И никогда не узнаешь. Потому что – одни кошки в голове. Совестью. Совестлива была и бескорыстна. Уверует в идею и жизнь за нее кладет. В петлю лезет, как декабристы.

И погибает в лучшие годы. А так, сказать честно, в общежитии подобные люди не очень-то. Нетерпимые и чистоплюи. Попробуй скажи что не так, ты им будешь первый враг, и руки они тебе не подадут. Вот и твой старик, видно, из этих. Сколачивал человек библиотеку. Всю жизнь на это ухлопал. Думал – несет свет, разум, просвещение. А оказалось – полное динамо. Сыночек добро спускает. Да еще торгуется, цену набивает.

Костя много мог бы сказать о роли русской интеллигенции и характернейших ее чертах, но подумал, что и так уже перебрал. Были среди этих интеллигентов и свои Булгарины – пописывали, почитывали и карали. Да и с кем тут пропаганду разводить. Бесполезно.

– Ладно, брат, ешь. Потом потолкуем.

Он попробовал борщ. От тарелки несло жаром, свининой, борщ нисколько не был пересолен, и на душе Кости стало вдруг покойно, даже благостно. Он подумал, что все выйдет у него хорошо. И потомок согласится, и Нина подождет с отъездом. Погрозит, погрозит и не уедет. А может, образуется и с Анатолием Павловичем. Ведь деньги, как ни гадай, придется занимать у него. Костя выпрямился, вытер бородку. Надо успокоить потомка. Например, сказать, что он погорячился. Костя поднял голову от тарелки – парня за столом не было. Костя кинулся к двери, потом в раздевалку. Малый бочком полз вдоль стенки к выходу. На фоне стены он казался совсем хилым, как засохший прут. Еще секунда, улизнул бы.

– Ты чего, – завопил Костя, – рехнулся?! Я ж тебе слова худого не сказал. – От собственного крика Костя протрезвел и снова обрел уверенность. Чтобы совсем прийти в себя, он завопил сильнее: – Может, ты того? Немного чокнутый? Может, тебе валерьянки?

Парень смотрел на него со странным невниманием, как будто поверх головы.

– Что вы лезете, – прошептал он, отшатываясь. – Лезете что? Я к вам набивался? Искал вас?

– Да при чем это? Конечно нет. Я сам тебя разыскал. – Костя попытался обнять парня и наткнулся на острые, поднятые плечи.

«Фу, черт, – подумал он, – невозможно тощий. И мозгов небось еще половина от нормального».

– Ну ладно, ладно. Виноват. Успокойся, – подтолкнул он его.