Зоя Богуславская - Предсказание

Костя сжал голову руками, в висках покалывало, будто муравьи ползли.

– Нет у меня таких денег, – вдруг признался он. – Семьсот новыми. Откуда я их возьму? – Он отодвинул тарелку и попросил: – Ты уступи. Зачем тебе столько – семьсот? А?

Он взглянул на потомка, тот словно заснул. Потом парень зашевелился, серый глаз его отрулил вправо и остановился на Косте.

– Мне шестьсот пятьдесят надо. Пятьдесят – это ему.

– Кому – ему? – Костя насторожился.

– Вас разве не он послал? Книгами интересовался. – Парень встал.

«Вот сукино мурло, – подумал Костя, вспомнив Подробность. – Я тебя завтра прищемлю за одно место. Ты у меня не вывернешься».

– Пора, – заторопился парень, – а то развезет вас. Не вытащишь…

«Вот как он со мной, – подумал Костя, – так вам и надо, Константин Егорыч. Раскисли. Жертва, сострадание… нервы…»

– А зачем шестьсот пятьдесят? – спросил он хмуро. – У тебя же все есть?

Парень не глядел на Костю.

– Надо.

– Ну что ты заладил: надо и надо, – взорвался Костя. – Если хочешь правду, я вот тебе сотню даю – а эти рукописи можно за пятьдесят купить.

– Ну и купите, – обиделся потомок.

– Сотня – это же колоссально много. Я уже тебе толковал. Месячная зарплата школьного учителя. – Костя снова вспомнил о Нине и неумолимо начал трезветь. – Вот твоя, допустим, учительница. Должна целый месяц трубить с такими, как ты. К каждому уроку готовиться. Придумывать, чтобы поинтереснее. И нового материала не упустить. Представляешь, с такими, как ты, работенка! Из-за парт шуточки, реплики. А ты после ее стараний ни черта не знаешь, и это обида ей кровная. Мучения души, бессонница. И все это за сто рублей. А тебе деньги даром достаются. Книги ты не собирал. Не хранил. А деньги – хап.

– Я не себе.

– Брось… Да хоть бы ты знал, что за книги. Ты же ни черта не знаешь. У тебя одни кошки на уме.

Потомок не порывался бежать. Его держали цепкие Костины пальцы. Он выглядел усталым, поникшим.

– Ну, черт с тобой, пошли, – сказал Костя. – Купим твоей тетке марсианского молока в гастрономе номер один. – Он подозвал официантку, расплатился и, не оборачиваясь, двинулся к выходу.

На обратном пути от тетки, в большом мрачном лифте, медленно скользившем вдоль десяти этажей вниз, оказалась девочка. Она держала клетку с птицами, подрагивала копной рыжих волос и, казалось, не замечала соседства.

– На Арбате приобрели? – осведомился потомок, увидев зеленых попугайчиков.

– Почемуй-то? – хмыкнула девочка и тряхнула копной. – В магазине «Природа». Самые красивые, – добавила она, – таких нигде нет.

– Тоже сказала, – презрительно усмехнулся Петя. – Не видала, какие бывают. – Он щелкнул пальцами по клетке. – Это что. Простые волнистые попугайчики. Вот неразлучники – другое дело. От них глаз не оторвешь. – Он показал рукой. – Красные клювы, зеленые с красным перья, и поют, как соловьи. Но тех не достать.

– Чего тогда трепаться, – вдруг разозлилась девочка. – Не достать – значит, и увидеть нельзя.

– Были у нас, – сказал парень. – Одна такая пара. Они только в Южной Америке и в Африке водятся. Отец маме достал.

Лифт остановился. Втроем они вышли на улицу.

«Эврика! – ахнул про себя Костя. – Вот именно! Мозгами шевелить надо, аспирант».

Блестящая мысль штопором вошла в его сознание.

– До которого… «Природа»? – спросил он безразлично и повернулся к потомку.

– До семи, наверно.

– Махнем?

Костя не глядел на него. Он бил наверняка.

Потомок не думал ни минуты. Он даже не прикидывался, что думает. Костя попал в десятку. Это была страсть. Глубокая, неиссякаемая. Именно в этой страсти – ключ от сложного, непостижимого характера двенадцатилетнего потомка, владельца неслыханных рукописей. Невероятно, но факт. Его можно купить за ничего, если обернешься птицей или легавой собакой. Ну и прекрасно! Костя скупит ему весь этот вшивый магазин с его голубями, рыбами, канарейками, и потомок отдаст ему рукописи сам. Да что там сам, он будет просить, в ногах валяться.

– Мы только посмотрим, – проговорил Петя Моржов голосом вежливым до противности и заглянул Косте в лицо. – Просто так. Брать ничего не будем. Так просто.

Он убыстрил шаг, и вся его тощая фигура выразила стремительность и полет, словно это не он только что едва отвечал Косте, словно в лифте между десятым и первым этажами остался дух прежнего потомка, неподатливый и ускользающий. Перед Костей возник другой человек.

– Сегодня воскресенье, – сказал этот человек тоном лектора. – В воскресенье перед магазином большой торг будет. И морские свинки. Рыбы, птицы, даже собаки бывают.

Потомок поднял глаза, и все подтвердилось снова. Он зависел от Кости, за-ви-сел. Боже! И всего-то делов! Косте пришло в голову, что, в сущности, этот парень страшно напоминает его самого, с его жалкой погоней за истиной, с его прискорбной страстью к опасным гипотезам, психологическим противоречиям и опровержениям.

– У меня уроков много, – вздохнул потомок. – Мне бы часа через два домой. Никак не позже.

– Ах да, – изумился Костя, – ты ведь учишься. У тебя должна быть уйма уроков.

Они сели на шестой автобус у Никитских Ворот и закачались в его плавном ходе. Автобус шел через всю Красную Пресню и улицу 1905 года до самого магазина «Природа». Костя хорошо знал этот маршрут – прямо напротив магазина растянулось Ваганьковское кладбище. Здесь сто с лишним лет назад в сугробах было найдено тело несчастной Луизы Симон-Деманш.

Аспирант филфака Константин Добровольский успокоился, забылся…

И увидел куски знакомой биографии.

Как на экране, замелькали люди, встречи, дома. Костя узнавал голоса, одежду, фасады домов. Но что за странность, сегодня все было перепутано, происходило что-то стыдное. Суть трагедии автора трилогии ушла, померкла, а остались частности. Самые несущественные. Но главное – лицо. У Кости было лицо Сухово-Кобылина. Костя видел самого себя, и в каком виде!

Сначала он, Костя – Сухово-Кобылин, подобно какому-нибудь ферту лет двадцати четырех, с усами до ушей и надменным взглядом, развалясь садится за столик. В его кармане шуршат тысячи, он думает, что философия, постигнутая в Риме и Гейдельберге, дает жетон на сверхинтеллектуальность, а бриллиантовый перстень и черная тройка – право обладания любой женщиной. Он заказывает шампанское и пьет бутылку за бутылкой.

«Немедля ретироваться, – думает Костя о своем двойнике, – что за пошлость, какое надутое ископаемое. Надо скинуть с себя эту физиономию, дать надлежащую оценку происходящего». Но помимо воли Костя оглядывает ресторанную публику. Сейчас он развлечется. Вот оно. То, что требуется. За соседним столиком две француженки, старуха и молодая, кажется родственницы. Молодая… заслуживает внимания.