Олег Слободчиков - Под нами бездна

Упарников ни во что не ставил бывших друзей с их разбитым, давно списанным оружием. Он не мог знать, что пять лет назад Блуднов нашел в скальном прибайкальском гроте пару трехлинеек штучного производства 1910 года выпуска. Одна была почти не стреляна. Кто-то законсервировал их на долгое хранение чуть ли не во времена Гражданской войны и сделал это так тщательно, что винтовки сохранились до наших дней.

Блуднов не пожалел денег, поставив на старинную винтовку современную оптику, и многие свои проказы списывал на шальные браконьерские пули, потому что здравый смысл не позволял заподозрить будто с такого расстояния способен стрелять он.

«И правда, где может быть Блуда? — взглянул на кордон Федор. — Не услышать подход катера он не мог, не замечать его — не имел права».

Упарников затребовал у охранника бинокль. Упершись локтями в кровлю кубрика, стал осматривать берег, дом инспектора и окрестности кордона. Федор скользнул взглядом по скальным вершинам хребта и на излюбленном месте Игоря заметил блеснувший солнечный зайчик. На душе стало спокойней: он был не один, не какой-нибудь затравленный одиночка, а член организации, пусть потрепанной, но действующей.

— Не мог же Блуда уехать в Байкальск? — пробормотал Упырь, опуская бинокль. Кивнул Федору: — Вчера ему позвонили из Управления и предупредили, чтобы не отлучался. До чего ж вы непочтительны к начальству, за что только держат!

— Конкурентов нет на зарплату, — огрызнулся Федор.

— Не идти же мне к нему? Он же псих… Что молчишь? Думай, если хочешь заработать!

— Я не говорил, что хочу заработать, — процедил сквозь зубы Федор.

За время, проведенное на катере, ему вдруг с потрясающей ясностью открылась пророческая правота их юности, приправленная экстремизмом и фрондерством. Только теперь, после встречи с Упырем, он понял, что любая община, чтобы не быть обреченной, должна избавляться от гнили. В противном случае всякие выродки разрушат и доведут до абсурда любое доброе начинание.

Наверное, впервые в жизни Федор пожалел, что не имеет волчьих клыков, чтобы вырвать глотку своему переродившемуся товарищу: при нем не было даже захудалого гвоздя. Но была ненависть.

«Если это мой последний день, — подумал он, — то Бог милостив: жена и дочь устроены, лучшие годы прожиты, остается уйти так же достойно, как ушла она. Даже лучше, ведь я — мужчина, который был плохеньким мужем и неважнецким отцом».

— Готовься! Поедешь для разговора с Блудой, — сказал Упырь таким тоном, какой никогда не позволял себе по отношению к друзьям. — Помнишь мираж? Крест среди моря? Наши судьбы давно связаны: но не вы мне палачи и судьи! Я — вам! Как говорится, факт налицо! Хи-хи-хи! — задергался кадык на морщинистой черепашьей шее.

— Я не давал тебе никакого согласия, папа Карло, — прохрипел лесник. — Засунь себе в дупло свои сольды…

— А я тебя не спрашивал, чего ты хочешь, чего нет! — лицо Упыря перекосилось. Видимо, он принял слова о папе Карле относительно своего малого роста. — В том смысл грядущей эпохи, что она никому не дает выбора. Каждый должен делать то, что от него требуется… Мы наденем на тебя поясок шахида. Там микрофончик есть для нашей мирной и безопасной беседы. А кнопочка будет у меня в руке. Хи-хи-хи! Вы — там, я — здесь. Станешь дразниться — размажу по скалам. Станешь уклоняться от встречи с Блудой — погеройствовать не дам — не то время. К делу надо подходить технически, с учетом современных достижений науки и техники… Если, конечно, есть деньги!..

Выпьешь для храбрости?

— Одному не интересно!

— Вместе выпьем!

— Я не про водку, про кончину. Если сумеешь напялить на меня поясок, я ведь вцеплюсь в тебя, как клещ, полетим вместе, так сказать, на цитологическом уровне.

— Напугал! Мои ребята — отцепят, посадят в лодку, отвезут на безопасное расстояние… — и обернувшись к стоявшим в стороне охранникам, Упарников крикнул с пафосом: — Пояс верности моему другу и шлюпку со всеми подобающими почестями! — Затем взглянул на Федора и добавил, зловеще посмеиваясь: — У тебя нет никаких шансов, Москва! Ты или труп, или мой раб! Таковы правила игры нынешнего века. Не я их придумал.

Федор скрипнул зубами от бессилия. Но ощущения безысходности, того, что так старался внушить ему Упырь, не было.

— Нет, Упырь, не игрой была наша клятва… Я все равно тебя убью. Я с того света тебя достану…

— Давай-давай, нагоняй психозу. Так легче умирать. Выговорись — я же не садист! Под нами глубина 93 метра по эхолоту. Рачков-трупоедов там, сам знаешь, видимо-невидимо. Голодные, злые.

Утопленники здесь не всплывают. К утру от тебя останется обглоданный скелетик! Б-э-э-э! — злобно проблеял он.

— Все равно убью! — оскалился Федор, чувствуя, как напряглись за его спиной охранники. Он поднял вверх руку с прижатыми тремя и с оттопыренными большим и указательным пальцем, что у Верных означало разрешение на выстрел, и стал медленно опускать ее, целя указательным в лоб изменнику. Он только успел сказать «кх!», как голова Упыря мотнулась, он взмахнул руками как от прямого удара в челюсть. Черепная коробка сдвинулась, из выпученных глаз хлынула кровь. Тело опрокинулось через леера и рухнуло за борт.

Два охранника подскочили к Федору и заломили руки за спину:

— Т-т-ты чо сделал, д-дед?! — заикаясь, вскрикнул Сергей. Другой, обшарив Федора, бросился за багром, закричал, чтобы катер застопорил ход, побежал вдоль борта, высматривая тело.

— На дне он, — крикнул старший, выпуская руки Федора. — Бронежилет под костюм напялил, придурок, ищи теперь… Ничего не пойму, — растерянно взглянул в яростные глаза лесника. — Это сделал снайпер?

— Это сделал я! — дрогнувшим голосом прохрипел Федор и усмехнулся. — Покойный плохо отозвался о Байкале!

— Зови Ксюху! — приказал Сергей молодому охраннику.

— Я стучал. Она заперлась. Пьет, наверное… — и тряхнув лесника за грудки, вскрикнул: — Дед!

Нам оплатили только аванс.

— Да что ты с него возьмешь, — отмахнулся старший и убежал в рубку.

Полупьяный матрос вышел на корму, покачиваясь, посмотрел на одного, на другого, мимоходом смахнул со стола початую бутылку и заковылял по шкафуту в обратную сторону, то и дело наваливаясь плечом на переборку.

Белокурый вскоре вернулся, успокоившийся, снова вежливый и рассудительный.

— Дед, покажи капитану, где можно пристать к берегу. Повезло тебе — иди и больше так не делай, — он оттопырил палец, прицелился Федору в лоб, сказал «кх!», хохотнул: — Ну ты даешь!

Федора высадили на сушу в полутора километрах от кордона старшего лесоинспектора. Он постоял на берегу, глядя вслед удалявшемуся катеру, и не спеша зашагал к последнему другу и соратнику. Когда подошел к кордону, Блуднов сидел на лавочке возле причала и поджидал его.