Олег Слободчиков - Каменный лес

— Сдачи у меня нет, — сдерживая зевок, кивнул я на деньги. — После концерта можем зайти в кафе и разменять! — Это был самый примитивный тест на съемность.

Она никак не отреагировала на него: только сжала в кулачке кредитку и быстрей заработала челюстями.

Нетерпеливые хлопки прокатились по первым рядам. Занавес раскрылся и на сцену выскочил певец в легких прозрачных одеждах. Как десять и пятнадцать лет назад на вид ему было тридцать лет. Кумир заскакал, заблеял под дружные аплодисменты, ослепляя зрителей белизной вставных зубов, запел о раздиравших его страстях, все больше распаляясь, разжигая похоть в зрителях. Как дворовой недопесок, оттесненный матерыми кобелями от загулявшей сучки, он с воплями терся о мужиков-музыкантов и их инструменты. Зал гудел, моя очередная незнакомка ерзала в кресле и молотила челюстью свою жвачку.

Мне вдруг стало жаль певца, так откровенно унижающегося перед толпой в свои солидные годы. Чтобы подавить внутреннее достоинство и освободиться от возрастной усталости, он, наверное, травит себя наркотой. А после концертов медсестра откалывает его успокоительными и сердечными препаратами.

Концерт закончился. Незнакомка с обнадеживающим именем Надежда бросила на меня оценивающий взгляд. Она уже не жевала.

— Ну и как? — спросил я.

Она пожала плечиками и вполне вразумительно ответила:

— Ничего!.. Ничего особенного. Мне хотелось посмотреть на него живьем: а то все по телеку да на афишах.

Чтобы заполнить чем-то вынужденную паузу я начал пересказывать ей слухи о певце из желтых газет. Она вполне благоразумно кивала, помалкивала, и я никак не мог понять ни круг ее интересов и знакомств, ни, даже, ее возраст.

Мы зашли в кафе. Было поздно и безлюдно. Цепко приглядываясь к посетителям, возле стойки покуривали честные проститутки, которых я уважал после первого брака. Ненавязчиво звучала музыка. Я взял пару бокалов, шоколадку и бутылку шампанского, скромно определив размер расходов на нынешний вечер.

— За что же мы выпьем? — спросил, пристально вглядываясь в ее лицо, которое при хорошем электрическом освещении бара начинало беспокоить меня. — За наше знакомство?.. Хотя, если у вас есть предложения…

Она, чуть смущаясь, пролепетала:

— У меня завтра именины. Баба печет пирог… — Эта фраза с головой выдала ее возраст, запакованный одеждой и замазанный макияжем. «Что за времена? — чертыхнулся я. — Иной школярке с виду все тридцать. На другую многодетную матрону посмотришь, ей бы в школу ходить… То ли мир меняется, то ли мы с годами все хуже ориентируемся в нем?»

Я изобразил ничего не значащую улыбку, бросил взгляд на часы над стойкой и подвел черту под неудавшимся знакомством:

— Вот как?! — приподнял бокал. — Ну, тогда за ваши семнадцать лет!

— Восемнадцать! — поправила меня она, смелея. — Когда я родилась, маме с папой тоже было по восемнадцать.

«Года на четыре постарше меня», — усмехнулся я и сказал:

— Ну, что ж, не забудьте завтра от моего имени поздравить маму и папу с именинницей. Я им завидую! Если бы у меня была такая дочь, я бы, наверное, сейчас чувствовал себя счастливей.

— Они не живут со мной, давно, — девушка опустила длинные, похоже, что свои, природные, ресницы и в глазах ее, как мне показалось, блеснули слезы. — Я выросла с бабушкой. Она сейчас печет пирог… — Надя вскинула мгновенно просохшие глаза, в них была надежда на чудо. — Можно вас попросить… Вы извините, если это так глупо. Я в классе всегда врала, что встречаюсь с отцом, а мне не верили… Завтра у меня будут мои школьные друзья — они уже все работают… — Она тряхнула головой и, решившись, выпалила: — Приходите ко мне на день рождения… Пожалуйста. Когда сможете…

Я захохотал, откинув голову. Из облачка табачного дыма в нашу сторону обернулись проститутки, подслеповато щуря свои воспаленные глаза.

— Вы меня покажите друзьям вместо папы? — спросил я.

Она пожала плечиками и покраснела. Ей очень шло смущение. А мне так не нравились ее ровесницы, искалеченные нынешними телепрограммами, которые под личиной раскованности позволяли себе обыденную наглость.

— Неужели так старо выгляжу? — спросил я, перестав смеяться.

— Ну почему? Совсем еще не старый. — не вполне уверенно пробормотала она, опять смутившись. — Солидный, интересный мужчина… Мои родители сразу после школы поженились, а потом разошлись.

Ее приговор подстегнул меня — надо было торопиться, ведь мне, действительно, шел четвертый десяток. Подумать только, уже пережил Христа, а толком еще ничего не сделано. Два брака, поход к Каменному лесу, и тот с брачком. В мои годы люди докторские диссертации защищают, а я, всего лишь пишу кандидатскую, которая никем никогда не будет востребована. Впереди — пустота. У моей второй жены была хотя бы цель — пусть эфемерная, обманная, картонная, но Корона.

— Бабушка тебя не потеряла? Уже поздно. Ты в каком районе живешь? — грубовато перешел я на ты.

Она назвала район, в котором я не был с тех самых пор, как получил там карту.

Вспомнилась весна, загородный клуб со снесенным куполом, тополя, солнце и иллюзии. Молодость — это иллюзии и ничего больше. Как только начинаешь это понимать — возврат к прошлому невозможен.

— Тем более пора спешить, — тайком вздохнул я. — Район ваш нынче пользуется дурной славой. Трамвай уже не ходит. Доедай-ка шоколадку и вперед — к бабе. Я тебя посажу на мотор, — как-то ворчливо, по-отцовски забрюзжал вдруг я, входя в роль папаши.

Я взял ее за руку, помог застегнуть пуговицы шубки, демонстрируя, что она моя взрослая дочь или юная сестра. Взоры проституток стали томны и внимательны.

— Телефон есть?

— Угу!

— Записываю, — щелкнул я авторучкой и дал ей свою визитку. — Значит, так: приедешь домой — сразу звони. Если в течение получаса не будет звонка — сам звоню бабушке.

Я остановил такси. Лицо шофера не понравилось. Второй седоусый пенсионер-шабашник вызывал доверие, хоть и заломил цену не по совести. Я оплатил ему вперед не торгуясь, записал номер машины.

— Значит так, папаша! Подвезешь к самому дому и проследишь, чтобы в подъезде ее не обидели. Потом свободен. — Раскрыв дверцу, я нарочито громко сказал: — Бабушку поцелуй и, звони сразу как приедешь, иначе РОВД на рога поставлю.

Я хотел чмокнуть ее в щеку, чтобы показать шоферу какой я заботливый брат или отец, но наткнулся на податливые, отзывчивые губы.

— Обо мне никто так не заботился, — с благодарностью всхлипнула она на ухо.

Звонок телефона в моей квартире раздался ровно через полчаса. Была полночь.

— Игорь Васильевич, вы придете завтра? — спросила она голосом школярки, получившей четвертную двойку по пению.

— Приду, — сказал я. — Диктуй куда. — И пробормотал: — У меня должок перед вашим районом.