Олег Слободчиков - Каменный лес

— Пойдем на набережную, погуляем, — предложила она. — Сегодня такой необычный, такой чудный день.

— Не могу, милая доченька, — сказал я как можно ласковей. — Мне нужно закончить работу. — Но, увидев ее лицо, торопливо поправился: — Разве только часа через полтора…

Она не могла ждать. Она спешила к своему несбывшемуся и предназначенному, к тому, о чем, возможно, будет сожалеть всю дальнейшую жизнь. Ей нужно было торопиться: ведь этот весенний день убывал.

— Ну, тогда я одна! — вскочила она, стараясь скрыть досаду. Оделась, не глядя на меня, выскользнула за дверь, не показывая обиды и разочарования.

Я сел против телевизора, чуть прибавил звук и стал редактировать текст почти готового раздела. Нелепость и бессмыслица корчили рожи с каждой строчки рукописи. Тяжелая дремота залепляла глаза, строчки расплывались, голова то и дело моталась.

— Какая пошлость! — опять пробормотал я и увидел Игорька, оставленного в Каменном лесу. — Ты вернулся, малыш? — пролепетал непослушным языком и благодарные слезы стали наворачиваться на глазах. — Но как отвратительно ты повзрослел…

На нем была бейсболка козырьком к затылку и яркая, балахонящая майка. Я всмотрелся в его лицо и с ужасом заметил, что в нем появились негроидные черты.

И Малыш, безобразно кривляясь, вдруг завопил: «Пейджер — пепси! Пейджер — пепси!»

Я вскочил с кресла. Рукопись разлетелась по полу. Гулко стучало сердце, холодный пот выступил на лбу. Рука вырвала кабель из розетки — экран телевизора с кривляющимся ублюдком погас. Включив свет на кухне я с жадностью напился из-под крана холодной воды с сильным запахом хлорки.

«Ну, вот и все: — подумал, — пора исканий и молодости закончились. На корабле появилась течь и пора грести к берегу». Разбрасывая бумаги, я торопливо отыскал старую карту. На пожелтевшей кальке, потрескавшейся по сгибам, еще различим был телефон дяди Леши, записанный когда-то в брошенной деревеньке. Я набрал его, надеясь на чудо, ведь за десять лет переменился мир, что там телефон. Мне ответил настороженный мужской голос. Я начал издалека, чувствуя, как на другом конце провода нарастает раздражение.

— Да, он жив и лежал здесь, у нас, до недавнего времени… Сейчас — в больнице, надежды мало, что выкарабкается.

— Его дом в деревне цел? — спросил я напрямик.

— Осенью был цел, — оживился голос. — Там еще три бесхозных дома и все нашей родни: подремонтируй и живи… Если сможешь. Но, ни магазинов, ни работы и жителей уже нет никого. Вы дом хотите купить?

— Хочу!

— Продадим! Нам сейчас не до деревни. Нужны деньги. Узкоколейка не работает, но дорога туда есть, на хорошей машине часа за три добраться можно…

Столько земли, покосы, огороды, да там крепкий мужик может так развернуться…

— Сколько? — напрямик спросил я.

— Тысячу! — неуверенно проговорил голос и стал оправдываться. — Ну, куда уж дешевле-то, можно сказать, всю деревню покупаете.

За тысячу долларов дом не построить. Это была, конечно, смехотворная цена за жилье, но непомерная за брошенный дом, который и без денег можно было занять на радость хозяевам: чтобы только его не сожгли и не растащили.

— Пусть тысяча! — оформление документов и налоги из них. Но, на этой же неделе мы должны оформить сделку как положено. Записывайте мой телефон и начинайте собирать документы.

— Да у нас все собрано. Осенью еще хотели продать, но не получилось, — простодушно признался наследник.

Все складывалось самым благоприятным образом, будто мой плот наконец-то попал в нужную и единственно верную струю реки, которую обязан чувствовать хороший плотогон. После десяти лет изнурительной гребли против течения это воодушевляло. «Сегодняшний день, действительно, может стать днем чудес! — пробормотал я, просчитывая свои финансовые возможности. — Теперь мне должно повезти».

Зазвонил телефон и я почувствовал, что это Надя. Голос ее был печален.

— Уже вечер! Все напились и разбрелись, оставив гору грязной посуды. Один Димка трезвый: он за рулем. Пытался затащить меня, даже не в постель, а в машину своего хозяина… Ты — это лучшее, что сегодня было. Ты умный, культурный, образованный. Скажи мне правду: неужели больше уже ничего не случиться? — всхлипнула она, и где-то рядом проурчала машина. Надя звонила из автомата.

То, что я решил сказать, не было помутнением разума: в том был расчет и результат долгих размышлений, обретающих наконец законченную форму.

— Чудо возможно и прямо сейчас… Выходи за меня замуж!.. — сказал я. — Но это еще не все. Если ты скажешь «да», мы уедем в глухую деревеньку, где никто не живет, но где есть все, для того, чтобы жить и быть счастливыми. Мы будем строить свой дом, растить своих детей и возделывать свою землю. Мы будем жить скромно, но в нашей жизни будет смысл. А это самое главное, поверь.

Я услышал, что она плачет и мне стало жаль ее.

— Ну, что же ты, малыш: — спросил я как можно ласковей.

— Я ждала, вдруг ты скажешь, что любишь меня. А потом мы будем гулять по ночному городу…

— Девочка! Любви с первого взгляда не бывает! Ты говоришь про страсть. Не твоя вина, что путаешь ее с любовью — это болезнь века. Ты не безразлична мне, я гляжу в твои глаза и будто в небе летаю. Но, поверь мне, любовь нужно строить и создавать, ее нужно растить в себе, как ребенка. И счастье искать глупо, его нужно делать. Если мы решимся, то обвенчаемся в вашей церкви, чтобы не было соблазна к отступлению, потому что будет очень трудно…

Она уже не скрывала слез и даже тихонько подвывала.

— Для чего же тогда уезжать?

— Здесь мы будем только солдатами: придатками и винтиками города. У тебя будет своя атс, у меня работа, мы будем жить в одной квартире и в разных мирах, мы будем вечно недовольны друг другом и все нам будут мешать: даже дети. А над нами как палач будет маячить тоска по иной жизни. Город не создан для любви, поэтому здесь поют о страстях.

А там, мы будем строить свой дом. У нас будет много детей, и все они нам будут нужны. По большому счету мы будем строить свое справедливое государство — семью, где ты — подлинная государыня, а я — государь. И тогда, даже если весь мир свихнется — мы будем правы: короны глав семьи — самые надежные короны. А если мы сумеем создать свое справедливое государство-семью, наши дети и внуки понесут его идеал в будущее, и тогда, впереди у нас — вечность… — Меня прорвало. Размышления последних лет рвались с языка. Я бы говорил дольше, но она, всхлипывая и хлюпая носом, спросила, остановив меня.

— А бабушку мы возьмем с собой?

— Мы будем умолять твою бабушку и мою маму, чтобы они отправились с нами.

Там каждые руки бесценны.

— А сегодня мы погуляем?

— Малыш, мы будем гулять столько, сколько тебе захочется. Я уже одеваюсь. Где встретимся?