Фрэнсин Проуз - Изменившийся человек

— Меня лучше не спрашивать, — говорит Лора, словно прочитав мысли Бонни. — У меня никакого опыта в таких делах. Я пятнадцать лет в браке. И — наверное, вы не поверите — никогда не изменяла Ларри. Это — трагедия всей моей жизни.

— Я верю, — говорит Бонни. Как теперь перейти к разговору о том, сколько Лора готова дать Вахте братства? — Расскажите, а чем интересуется Джейк?

Вполне безопасный вопрос, обычно срабатывает. Женщины любят говорить о своих детях. Только бы Лора не спросила Бонни о ее мальчиках. Чем они интересуются — телевизором? Бонни обещает себе проводить с ними больше времени. Надо на выходных куда-нибудь сходить.

Увы, ответ Лоры она прослушала, поэтому может только улыбаться. Остается надеяться, что Лора не говорила, что Джейк подсел на экстази или интернет-порно.

Господь на стороне Бонни. Официант приносит еду.

Бонни надо было догадаться, что кальмаров заказывать не стоит. Они такие дешевые, наверное, еще и потому, что приходится на людях резать скользкие щупальца и резиновые тельца, а это непросто, тем более что воздушный помидорный соус разлетается по всему столу. Был бы это ланч с близкой подругой, она брала бы крохотных кальмарчиков руками. Но Бонни сидит с Лорой Тикнор.

Лора едва дотрагивается до рыбы вилкой, и тушка распадается на небольшие, как раз на один укус, отливающие перламутром куски.

— Как ваш сибас? — спрашивает Бонни.

— Райское наслаждение! — говорит Лора.

Некоторое время они едят молча: Лора наслаждается сибасом, Бонни борется с кальмарчиками. Наконец Лора, дирижируя вилкой, на которую нацеплен кусок сибаса, озвучивает тот разговор, который, видимо, вела все это время мысленно.

— Это потрясающе, — говорит она. — Парень мог выбрать что угодно, но попал к гопникам-расистам, ему промыли мозги, он стал таким же. А потом провел несколько месяцев со всеми вами и как изменился! Просто новая улучшенная модель человека. Не знаю, что вы с Мейером с ним сделали, какое чудо сотворили, но по сути Мейер прав. Можно достучаться до одного мужчины или одной женщины, до израильтянина или палестинца, до одного сердца. Можно на самом деле что-то изменить. Или хотя бы попытаться. Этим вы, ребята, и занимаетесь — пытаетесь что-то изменить. Так редко теперь это встречается — смелость, великодушие. Все только и думают что о своих убогих душонках.

Бонни поднимает бокал. Лора кивает — благодарность принята. Вилка, продолжая движение, направляется в рот. Лора жует и глотает.

— Это великолепно.

Она имеет в виду сибаса. В этот чудный миг в сознании Лоры мысль о достоинствах рыбы плавно перетекает в мысль о достоинствах фонда. Если у тебя есть деньги, можешь иметь и то, и другое. А почему бы и нет? Почему бы не напитать и тело, и дух. И чьи-то еще тело и дух. Бонни уже боится превратиться в пуританку, которая считает, что тратить деньги на дорогую деликатесную рыбу нельзя. Но с другой стороны — она верит (поэтому она здесь), что за каждый доллар, потраченный на рыбу, нужно тратить сотню на людей, нуждающихся в помощи.

— Это того стоит, — говорит Лора. — Чего угодно стоит. — Лора переключилась с рыбы на фонд. — Поэтому я и хочу его поддержать. По-моему, это лучший способ использовать деньги Ларри. На те проекты, о которых говорил Мейер, о работе с такими, как Винсент. Понятно, таких, как Винсент, немного, но один раз сработало, почему бы еще не попробовать?

— Я могу рассказать, что нам нужно, — говорит Бонни. Она отлично усвоила: богатые могут обидеться, если попросить у них слишком мало. Бонни и Лора вместе, как две подружки-заговорщицы, шепчутся о деньгах, налоговых вычетах, бюджетах — словно ведут дамский разговор, который Бонни уже воображала раньше. Но это куда лучше. Ради этого стоило постараться.

Бонни сама не верит, что ей удалось проделать такой путь — от и до. До — это предложение Лоры Тикнор пожертвовать триста тысяч долларов на финансирование в течение трех лет программы «К сердцам, по одному».

— Дамы будут десерт?

— Мне канолли, пожалуйста, — говорит Бонни.

— И мне, — говорит Лора.

Когда приносят счет, Лора говорит:

— Позвольте, я заплачу.

Выйдя из ресторана, Бонни с Лорой целуются в обе щеки, крепко обнимаются. Бонни просто летит по улице. Ей не терпится добраться до офиса и рассказать Мейеру, как все прошло. Она придумывает насколько вариантов. Угадайте, как все было; угадайте, как все прошло с Лорой Тикнор; угадайте, сколько Лора Тикнор дает на программу «К сердцам, по одному». Так она и скажет Мейеру, решает Бонни, входя к нему в кабинет.

Мейер смотрит на нее почти невидящим взглядом. Тревожный признак. Ему же за семьдесят. Мало ли что.

— Сколько? — спрашивает Мейер.

— Триста тысяч, — говорит Бонни. — На три года. — Почему-то за ланчем сумма казалась ей более внушительной.

— Прекрасно. — Мейер уже переключился на что-то еще. — Бонни, помогите мне. Напомните, кто был в офисе в тот день, когда появился Винсент?

— Мы трое, — говорит Бонни. — Вы, я и Винсент. А в чем дело?

— Сегодня был очень неприятный случай. Роберта говорит, кто-то из «Шоу Чендлера» позвонил и спросил, может ли Винсент прийти в рубашке с короткими рукавами. Похоже, они знают про татуировки. Роберта объяснила, как эти татуировки смущают Винсента. Это ведь тоже говорит о том, как он изменился. Он предпочитает их не демонстрировать, и если его попросят продемонстрировать их на ТВ, вряд ли он сможет показать аудитории шоу того изменившегося человека, каким стал. Сотрудница сказала, что все понимает. А потом добавила, что, кажется, у меня тоже есть татуировка, лагерная. И объяснила, какое это было бы захватывающее зрелище, если бы мы оба показали свои татуировки. Сравнили бы их.

— Какая мерзость! — говорит Бонни. — Я хочу сказать, на телевидении… — В узком кругу — другое дело. Она помнит, какое это произвело на нее впечатление. — Я вот о чем: это было потрясающе, в тот первый день, когда Винсент…

Мейер на лесть не реагирует, но Бонни и не собиралась льстить.

— Роберта отговорила их. Она рассказала, как остро я реагирую на попытки использовать Холокост. Использовать Холокост. Эта формулировка всегда срабатывает. А я потом подумал, не рассказала ли Роберта людям из шоу, что нечто подобное происходило у меня в кабинете. Пытался вспомнить, была ли она там. Или ей кто-то рассказал…

— Я, кажется, никому не говорила, — отвечает Бонни и тут же чувствует себя виноватой. Она же рассказала об этом мальчикам. Может, и Роберте? Она не помнит, кому она говорила, но стыдно так, будто она продала эту историю журналу «Нэшнл инкуайерер». Нет, Роберте она точно не рассказывала. Люди с телевидения сами додумались.

Теперь она уже и не помнит, что такого важного было в обещании Лоры Тикнор. Надо набраться терпения и подождать, когда уляжется суматоха с «Шоу Чендлера». Она знает, как важно для Мейера появиться в этой программе. Но почему такого героя, как Мейер, заботит ТВ? И это пройдет. Программу покажут, и все о ней забудут, а пожертвование Лоры обеспечит несколько лет работы программы «К сердцам». Может, и Винсент в ней поучаствует.