Евгений Князев - Красный пассажир-2. Черный пассажир ‒ ритуальная чаша. Paint it black

Борисыч поднял руку.

— Все, хорош, трепаться, все идем ко мне в номер, у меня там, Смагин, полигон поболее твоего, у кого есть претензии или возражения.

— Я из-за него все новые шортики вином залила, — плаксиво пожаловалась Белоснежка, — и с укором и надеждой взглянула на северного человека, предчувствуя хорошую охоту и легкие бабки.

— Не проблема, заменим тебе и шорты и все остальное, — Борисыч обвел взглядом притихшую компанию, — а ты, Смагин, чего молчишь?

— Да нам вроде на лекции после полудня надо появиться, там кроме «чубчика» должен этот великий экономист нарисоваться, тот который сынок Тимура со всей его командой.

— Успеем, Смагин, все успеем, идем я сегодня угощаю, плачу за все, ведь завтра я стану миллиардером, владельцем заводов, газет, пароходов, хе-хе, не знаю как ты, а я решил принять их условия, а там пусть мою душу жарят на углях в преисподней.

— Каждому свое, — усмехнулся Игорь, — идем, старина, когда еще встретишь такого щедрого миллиардера, они вон на западе ходят в стоптанных туфлях из секондхэнда и ездят в общественном транспорте на работу по проездным билетам, ты, я думаю, таким не станешь и лет через десять узнаешь меня, не отвернешься?

— Завязывай, Смагин со своей философией, девчата уже все на нервах, вдруг передумаем, вперед к победе коммунизма, как говорил наш вождь по мордыхаевскому принципу «товар — деньги — товар».

— Давай, докладывай, господин Смагин, что нового в белокаменной, как Дагомыс поживает, не закрыли еще на карантин после твоих выступлений, шутка, — генеральный директор торговой базы Анатолий Карпов встал навстречу вошедшему Смагину.

— Смотрю, загорел, посвежел, да, можешь, не рассказывал, сам месяц назад там «обучался» все наперед знаю, что скажешь. Документация с собой, давай смотреть, что ты там «наприватизировал». — Карпов водрузил на курносый в конопушках нос очки в золотой оправе, как полагалось по штату вновь испеченному гендиректору акционерного общества и поверх стекол внимательно посмотрел заму в глаза.

— Ничего не хочешь мне сказать? — Игорь растерянно улыбнулся, словно провинившийся школьник.

— Смотри документы, теперь мы акционерное общество со своим уставом, с уставным капиталом и счетом в Центробанке. Все как положено, московские юристы неделю «вкалывали» жрали и пили в «Космосе» за наши бабки, ну, и счет за работу выставили солидный, я вам его факсом переслал.

— Видел я этот дисбур, Смагин, и уже оплатил, иначе бы ты ни одной бумажки от них не получил. — Карпов взял тяжелую папку с документацией, бросил ее на стол и вновь уставился на Смагина, сверля его своими проницательными глазками.

— Садись, что стоишь, — он первым уселся в свое новое генеральское кресло, обтянутое черной кожей тонкоруким китайцем со впалой грудью, где-то в одной из тысяч мастерских поднебесной, — если не желаешь говорить, то я тебе расскажу, а бумагами наша юрист займется, пускай еще раз все внимательно проверит.

Игорь с облегчением плюхнулся в кресло напротив.

— Что, официальная часть закончена, — он помахал платком вокруг шеи стиснутой тугим воротничком и галстуком, — есть что выпить?

— В холодильнике возьми, ты ведь знаешь и, кстати, мы с тобой договорились до 16–00 ни капли.

— Сегодня исключительный случай, сегодня праздник в управлении, не так ли? — он ослабил галстук на шее, встал и достал из холодильника банку «Асахи», своего любимо пива еще со времен работы на флоте. — Кстати, шеф, давай отменим эти чертовые галстуки и весь этот клоунский «дресскод», хотя бы, внутри управы, хоть на лето, мочи нет ходить в этой холуйском ошейнике. Кстати, недавно узнал, откуда пошли эти галстуки. Так вот, раньше, когда вешали разбойников на виселице за их подвиги, и веревка случайно обрывалась, то беднягу второй раз не казнили, а вот эту «петлю», он носил на шее до конца жизни, чтобы все знали, кто он такой…

— Ты это к чему, Смагин? — Карпов недовольно поморщился, — а к тому, что тот, кто носит на шее удавку — сам понимаешь кто, объяснять не надо.

— Ты чего несешь, у нас и президент и все политики в галстуках, так положено, да и смотрится красиво, мне, например, нравится. — Карпов бережно поправил свой большой узел на полосатом галстуке, который ему недавно подарила юристка на день рождения.

— Не ты, шеф, любишь удавку, а она тебя, впрочем, ты его носишь из принципа, как все, чтобы не выделяться, не быть белой вороной или волком альбиносом в дикой стае, чувство стадности, присущее рабам, они ведь тоже носили железные ошейники, чтобы легко можно было определить, кто их хозяин, почему-то патриции их не носили, а нам как породистым псам одевают эти удавки на шею, еще бы с обратной стороны заставили написать, фамилию, адрес и группу крови, чтобы если завалят, легче было следакам дела закрывать.

— Типун тебе на язык, трепло, дело надо делать, а ты мне голову всякой чушью забиваешь.

— Ты чего, Толя, набычился, — Игорь приблизился вплотную к раскрасневшемуся, в мелких оспинках, лицу шефа, — Я ведь вижу, чем-то недоволен, говори, а то, как ехать оформлять бумаги охотников нет, и юристка твоя срочно заболела, а когда все сделано, вопросы появились, ведь есть исполнитель, на нем можно отыграться, если что не так?

— Да, Смагин, есть к тебе одна серьезная предъява. Вчера из треста звонил Вася Колбасюк, ты с ним в Дагомысе прохлаждался. Так вот, он рассказал интересные вещи про тебя.

— Ну, и что мог тебе рассказать Колбасюк, гнида он, как и все москали…

— Вот, вот, — Карпов откинулся на спинку кресла с видом человека, все заранее знающего, особенно в отношении своего зама. — Не ты ли, Игорек, предложил Колбасюку сделку оформить всю недвижимость базы на себя, на Василия и гендиректора треста. А нас, значит, твоих кормильцев, что подобрали тебя на обочине жизни, пустить по миру с сумой.

— Ах, вот оно что, — Смагин хлопнул ладонями по коленкам, — да он сам, со своим дружком-барыгой из министерства пытались мою душу купить, а сами-то давно уже продали и честь, и совесть, уж как они меня искушали всеми прелестями. И не только меня, а почитай всех, кто был на учебе. Многие, кстати, согласились и я бы мог, но еще не совсем скурвился и никогда не был предателем. Не хотел тебе об этом говорить, знал, что не поверишь. Так и случилось, ты поверил какому-то проходимцу, ты хоть знаешь, как он в управление треста попал, а все также, напустил на человека клевету и себя предложил на его место — один из приемов самозванцев и авантюристов, ты и без меня это прекрасно знаешь.