Мария Воронова - Погружение в отражение [litres]

Еремеев не был коренным ленинградцем, поэтому, устроившись на работу в НПО, сначала жил в общежитии, но вскоре получил комнату в малонаселенной коммуналке, каковую жилплощадь посчитал для себя, холостого мужчины, вполне достаточной. Комната оказалась большая, почти в самом центре города, а сосед – одинокий человек с синдромом Дауна, но достаточно компенсированный для того, чтобы жить самостоятельно. Витя даже трудился лифтером в ближайшей психбольнице, в которую периодически укладывался практически без отрыва от производства, чтобы, по выражению Еремеева, «подтянуть разболтавшиеся гаечки в мозгах».

Мужчины сосуществовали довольно мирно, оказывали друг другу разные мелкие услуги, поэтому накануне госпитализации Вити Еремеев попросил его спрятать в своем старинном буфете кое-какие важные бумаги, решив, что там они будут в большей безопасности.

Информация повергла Веру Ивановну в шок. При таком грамотном, можно сказать, филигранно проведенном следствии вдруг грубейший ляп. Как это – не допросить соседа, даже если он дурак дураком и не помнит, что было полчаса назад? Все равно необходимо отразить это в протоколе и подкрепить заключением психиатра. У Вити есть родственница, которая его официально опекает, значит, надо допросить и ее. Она живет отдельно, но практически ведет Витино хозяйство, так что ее показания могут оказаться чрезвычайно ценными, в первую очередь для обвинения. Вдруг видела одежду Алексея Ильича измазанной в крови и земле? Или обувь в какие-то дни была необычайно грязной? Да все что угодно, ведь люди если где и расслабляются, то в первую очередь дома.

Нет, женщину обязательно должны были допросить, а по-хорошему и не один раз. Почему игнорировали? Это непременно надо выяснить.

Ирина объявила перерыв до послезавтра. Пусть Витя с опекуншей соберутся, а там и комсорг подтянется. Пусть, глядя в глаза суду и своему товарищу, громко скажет, что Еремеев был козел. Пусть, пусть, не одной же ей мараться в этом деле.

И приметливый юноша тоже должен дать показания, во всеуслышание объявить, что Еремеев был без протеза. Как раз ему сутки подготовиться, маму с собой взять или другого законного представителя.

С большим трудом выставив из кабинета возмущенного проволочками Лестовского, дерзко заявившего, что этот суд достоин пера Диккенса, Ирина решила уйти домой пораньше. Веселая Аллочка увязалась ее провожать и всю дорогу щебетала, какой очаровательный промах совершил Глеб Ижевский и как она доложит об этом кому надо.

– Ты же вроде помирилась со своей подружкой?

– Ой, Ирочка, все равно прежнюю близость не вернешь!

– Да почему?

Алла пожала плечами:

– Настя с ним какая-то замороженная стала. Когда мы помирились по телефону, я на следующий же день бросила ребенка на Левку, а сама купила тортик и полетела к ним в гости. И что ты думаешь, ренессанс? Ни фига подобного! Вроде бы они меня вежливо приняли, и Глеб развлекал своими фирменными историями, которые я уже слышала пятьсот раз, но Настя сидела как на иголках. Знаешь, я прямо чувствовала, что ей страшно. Будто я что-то такое сделаю или ляпну, от чего Глеб на нее обидится. Ну я и ушла.

– Понимаю тебя, – вздохнула Ирина.

– Конечно, сомнений в том, что это наш подсудимый парней замочил, нет и быть не может, но мне прямо хочется, чтобы ты его оправдала!

– Почему?

– А Глебушке тогда вставят кол от земли до неба! – злорадно воскликнула Алла. – Размажут тонким слоем, как масло на хлеб в голодные годы.

– Не говори так. Масла не нюхали тогда.

– Прости.

– Алла, а у тебя правда нет сомнений?

– Нет.

– Вот ни на столечко? – Ирина показала кончик ногтя.

Алла засмеялась:

– Господи, ну конечно же нет! Понимаю твои колебания, потому что решение выносить тебе, но реально, Ир! Если бы мы наказывали только тех, кого застали с поличным, представь, сколько убийц бы сейчас гуляло на свободе! Мы бы тут жили, как в каком-нибудь Чикаго.

– А ты вечером в спальном районе каком-нибудь прогуляйся. Чем не Чикаго?

– Там взрослые дядьки, а у нас малолетки.

– Тоже верно. И все-таки, неужели ты ни разу не засомневалась, а вдруг убивал кто-то.

– Мне это по должности не положено.

– Ладно, фляжка эта. Хотя тоже подумай, каким растяпой надо быть, чтобы потерять памятный подарок боевых товарищей!

– Ира, в тот момент у него другие приоритеты были.

– Хорошо. Но Еремеев – военный человек, а их учат так экипироваться, чтобы ничего случайно не выпадало.

– Ой, я тебя умоляю!

– Ладно, пусть. Выпала и под корягу закатилась. Но зачем двушки человеку, у которого в квартире есть телефон? Я понимаю – иметь монетку-другую на всякий случай, но целый запас, любовно завернутый в бумажку? Как будто бабушка, а не молодой мужик! Такой незадачливый преступник, что все из него вываливается.

Алла засмеялась:

– Старый холостяк, что ты хочешь? Вместо карманов решето. У моего Левки та же самая история. Сколько ни говори человеку не таскать ключи в карманах, все без толку! Через неделю уже вот такенная дыра! Еще хорошо, если подкладка, я тогда при стирке целые клады выгребаю, а нет, то все на улицу. А я тоже не могу ему каждую секунду карманы штопать. Я вообще-то прокурор и должна дела шить, а не одежду.

– Это да, – кивнула Ирина, – но все равно странно, что как по нотам все сошлось.

– Ир, ты не думай, я понимаю, какая на тебе ответственность, поэтому давай все рассмотрим внимательно, изучим каждую мелочь, чтобы ты потом спала спокойно.

– Спасибо, Алла.

От мысли, как быстро женская дружба рассыпается ради штанов, Ирине стало грустно. На пороге жизни делили все пополам, были друг с другом откровенны, как с самими собой и даже больше, а потом одна пошла дорожкой счастья, а другая путем трудностей и невзгод, и дружба высохла, как лужица под солнцем.

Почему так? «Да потому что ты, дорогая, сама обрезала все связи ржавыми ножницами зависти, – ответила сама себе Ирина, – гордыня тебя обуяла, везде тебе мерещилось злорадство вместо искреннего сочувствия!»

Она едва не остановилась, вдруг осознав, насколько разрушительным оказался для нее развод. Она тогда не просто осталась без мужа, нет, предательство изменило ее личность, разрушило, раздавило, а она этого не поняла. Она была тяжело больна, а продолжала жить как здоровая, и от этого творила со своей жизнью черт знает что.

Отвернулась от друзей, ликвидировала подруг, как выразилась героиня замечательного фильма «Служебный роман», и, что хуже всего, связалась с женатым, а главное – чуть не спилась.

Все силы уходили на то, чтобы поддерживать профессиональный уровень и сохранить сыну душевное спокойствие. На себя нисколько не оставалось.

Страшно подумать, чем бы дело кончилось, не появись в ее жизни Кирилл! Валялась бы уже в канаве пьяная, а сына растила бабушка.