Мария Воронова - Погружение в отражение [litres]

– Странное обнаружение трупа Фесенко – раз, сомнительные показания будущего фельдшера, который только один из всего училища вдруг оказался наблюдательным, – два, – Вера Ивановна загибала пальцы со свежим маникюром, – второй мальчишка – это три, фляжка, которая попала на место преступления не пойми как и не пойми когда. Ведь куда ни ткни, все рассыпается, лезет, как гнилая тряпка.

Ирина покачала головой:

– Вы правы, Вера Ивановна. Перед вашим приходом я как раз об этом размышляла, только ведь доказательства невиновности столь же зыбкие, как и доказательства вины. Умозрительно все.

– Что же делать?

Ирина пожала плечами.

– А давайте следователя вызовем? – воскликнула вдруг Вера Ивановна. – Пусть он нам расскажет.

– А давайте! – Ирина засмеялась. Это ничего не изменит, Глеб умеет долдонить сто раз одно и то же и притворяться, будто не понял вопроса, так что ничего не сообщит такого, чего нет в уголовном деле, но хоть они с Аллочкой поиздеваются над ним. И то хлеб. – Обязательно вызовем, Вера Ивановна. Надеюсь, сосед с опекуншей тоже придут, и комсорг выздоровеет. Вдруг они что-то прояснят? Поверьте, я правда хочу разобраться и вынести справедливый приговор. Кроме того, в составе суда есть ваш агент…

– Ну что вы, какой агент, – Вера Ивановна смешалась и порозовела.

– Агент-агент! Мне почему-то кажется, что если вы твердо убеждены в невиновности Еремеева, то Валентин Васильевич костьми ляжет.

– Это никак не связано, – прошептала пунцовая Вера Ивановна.

– Я вас только об одном прошу, подождите до приговора.

– Само собой, Ирина Андреевна!

– Потому что, если выяснится, что вы с народным заседателем состояли в личных отношениях…

Адвокатесса замахала руками:

– Не-не! Не!

– Вот и хорошо.

Вбежав в дом, Лариса прямо в уличной обуви вскочила на стул и открыла верхнюю секцию шкафа, где хранила коробку с проявленными пленками и остальное оборудование. Вынимая его, она оступилась и чуть не разбила фотоувеличитель.

Это заставило Ларису успокоиться, снять сапоги, сесть на диван и немного отдышаться. Надо торопиться, но спешка может испортить важнейшую улику, поэтому если она действительно хочет помочь Алексею, то должна быть собранной и сосредоточенной.

Все кадры с трех пленок она напечатать не успеет, но это и не нужно. Только те, где Алексей с флягой в руках и где видно, что это за день, какое число. Вот он стоит рядом с плакатом «Первый раз в первый класс», рядом стопка книг для подарков детям. Вот он вместе с мамами и папами, которые подтвердят дату и не смогут отрицать на свидетельском месте в суде, что видели тогда фляжку в руках у Алексея. А вот отличный кадр – он снова на фоне плаката вместе с девушкой из комитета комсомола, которая организовывала чай и выдачу призов. Тут книг уже нет, все раздали, девчонка стоит уставшая, толстая коса растрепалась, глазки, что называется, в кучку. Алексей заметил, что бедняжка совсем без сил, достал свою фляжку, открутил крышку, которая служила стопочкой, плеснул комсомолке немного коньяку и сказал: «Знание – сила». Именно этот момент Лариса запечатлела крупным планом: уставшие, но счастливые люди расслабляются после праведных трудов. У девочки в руках крошечная, с наперсток, рюмка, а у Алексея – фляжка. Если напечатать фото покрупнее, то можно даже надпись на ней прочитать.

Стыдно теперь вспомнить, что она засняла этот кадр из ревности к девушке, показавшейся Ларисе слишком уж хорошенькой, юной и доброй.

Вот она и решила довериться своей безжалостной камере и сделать фото крупным планом, чтобы бросались в глаза прыщи и другие мелкие изъяны. Ну и рюмка в руке тоже не украшает девушку.

А вот кадры, сделанные в квартире Карнауховых, чтобы дощелкать пленку. На них ясно видны мама и папа Карнауховы, которые тоже не смогут отрицать, что Алексей приходил к ним всего один раз, третьего сентября, и фляжка была при нем. Он даже пошутил тогда про «все свое ношу с собой». А на случай, если захотят отвертеться, есть снимки ребенка с выраженной коревой сыпью, а всем известно, что этой инфекцией болеют один раз в жизни.

И прекрасный кадр, как они пьют чай на кухне. Родители девочки и Алексей на фоне календаря и модных настенных часов в виде царевны-лягушки, на маленьком кухонном столе клеенка с виноградинами, чашки с петухами, хохломская мисочка, полная пряников, и тут же две стопочки и фляжка в центре стола. Папа и Алексей выпили за здоровье девочки и ее грядущие школьные успехи.

Лариса торопилась, поэтому решила обойтись без глянцевателя, и все равно прошло три часа, прежде чем она вернулась в суд. Зал встретил ее пустотой.

Ноги подогнулись, и она чуть не упала в обморок оттого, что опоздала: Алексея приговорили, и больше ее никто не станет слушать.

К счастью, какая-то женщина поддержала ее и сказала, что заседание перенесли на послезавтра.

Лариса вернулась домой немножко не в себе от пережитого страха и едва успела убрать свою фотолабораторию из ванной до прихода мужа. Никита терпеть не мог ее увлечения, бесился, если не мог в собственной квартире попасть куда хочет, поэтому Лариса делала вид, будто давно забросила свое хобби.

На следующее утро она проснулась от ужасной мысли, что женщина ее обманула специально, чтобы Лариса не возвращалась и не смогла показать свои фотографии суду.

Она понеслась на Фонтанку, но секретарь подтвердила, что да, все завтра, и о том же говорило вывешенное внизу расписание судебных заседаний.

Три раза посмотрев на расписание, а потом вернувшись с порога и взглянув еще раз, чтобы убедиться, что глаза не обманывают ее, Лариса поехала домой и целый день посвятила печатанию фотографий.

Она переносила на фотобумагу кадр полностью, потом увеличивала фляжку, но так, чтобы оставалось ясно – это часть предыдущего снимка.

К вечеру у Ларисы была готова целая выставка, которая вместе с негативами должна была неопровержимо доказать, что в самом начале сентября фляжка была еще у Алексея, значит, он никак не мог потерять ее в июле.

«Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать», – приговаривала Лариса, складывая высохшие фотографии в конверт.

Но время шло, и решимость ее таяла.

Вчера она была на волне истерики, и утром шлейф еще тянулся, но теперь успокоилась, поразмыслила, и стало ясно, что идти в суд – очень плохая идея. Алексею она все равно не поможет, зато погубит себя и своих родителей.

Невозможно будет просто показать снимки и уйти, не признавшись, что она была любовницей Алексея.

Умолчит, что были у Карнауховых, так извините, все есть на пленке, а негатив обязательно надо приложить, иначе фотографиям веры нет. И папы с мамами, которых вызовут свидетелями, радостно утопят директорскую жену. Покрывать ее шашни не станут. Напрасно она думает, что полгода спала с чужим мужчиной, а об этом никто не догадался. Со стороны всегда видно, только сами любовники считают, что никому ничего не известно.