Мария Воронова - Погружение в отражение [litres]

Лариса неожиданно крепко выспалась на диванчике, а проснувшись утром, не обнаружила никаких следов того, что Никита приходил домой.

Она чувствовала себя очень неважно. Избитое тело болело еще сильнее, и стоило только оторвать голову от горизонтальной поверхности, как все начинало вертеться перед глазами.

«Похоже, старый профессор ошибся, и у меня нет болезни сердца, – усмехнулась она, с трудом выпив чашку воды, – иначе я давно бы уже сдохла».

Она переползла на мягкий диван в гостиную, прихватив из ванной тазик на случай, если будет рвать.

Все-таки психопаты обладают сверхъестественным, почти мистическим чутьем, они всегда знают, куда ударить. Стоило ей только подумать, что она не боится мужа, как он придумал пытку своим отсутствием.

К вечеру ей стало получше. Лариса поела, удивляясь, как Никита не догадался выкинуть из дому все продукты, расстелила себе чистую постель на диване и приняла душ, не включая в ванной свет, чтобы не видеть себя в зеркало.

Мужа так и не было.

В десятом часу, когда наступает время собачников, она села на табуреточке под дверью. Вскоре на лестнице раздался знакомый заливистый лай, такой громкий, что никак нельзя было подумать, что он исходит от крохотной болонки по кличке Зизи.

Владела этим грозным животным бухгалтер НПО, огромная тучная женщина, которую Лариса про себя называла «мама Зизи» и не удосужилась запомнить ее имени.

Как только тяжелые шаги мамы Зизи приблизились, Лариса изо всех сил заколотила в дверь и закричала: «Помогите!»

– Что вы кричите? – спросила дама недружелюбно.

– Да, да, помогите, пожалуйста! У меня дверь захлопнулась, а ключей нет. Вызовите, пожалуйста, слесаря.

– Так Никита Иванович придет быстрее, чем я найду вам слесаря.

– Пожалуйста!!!

– Послушайте мой совет, возьмите наконец себя в руки! Это же противно смотреть, как вы распустились.

– Да господи, я только прошу вас вызвать слесаря.

– А я говорю, придите в себя! Никита Иванович говорит, что вы нездоровы, но на мой взгляд, вы просто ведете себя, как избалованная девчонка. Опомнитесь, повзрослейте, и вам сразу станет лучше.

Лариса еще немного послушала ее удаляющиеся шаги.

Повзрослеть, конечно, не мешает, и первое, что надо сделать, – это перестать сердиться на папу с мамой.

Взрослые люди сами несут ответственность за свои поступки, а не сидят и не бесятся, почему никто не пришел на помощь. Как родители могли догадаться, что она в беде? Она ведь никогда не жаловалась им на мужа и про любовника тоже с ними не делилась, не объяснила, почему не устояла перед Алексеем.

Для родителей супружеская измена – страшный грех, такой же, как убийство, и они имеют право сердиться на дочь-прелюбодейку.

Это они еще мягко отреагировали.

Время, когда мама с папой должны спасать и помогать, давно для нее прошло, и если бы у нее появились дети, она поняла бы это раньше.

Нет, все-таки счастье, что она не родила. Ребенок от Никиты, брр…

«Так, ладно, повзрослели, что дальше? – усмехнулась Лариса. – Выбираться-то как? Даже смешно, жалкая дверь, а ничем ее не сдвинешь. Окно выбить? А вдруг осколки упадут кому-нибудь на голову и убьют или покалечат? Классный тогда путь к свободе откроется, через тюрьму. Шикарная альтернатива психушке, ничего не скажешь».

Она вернулась в кухню и посмотрела запас продуктов. Холодильник полон, непохоже, чтобы Никита решил довести ее до голодной смерти, и это странно. Тогда в чем план? Почему его нет дома второй день?

За окном совсем светло, птички какие-то щебечут, пробивается листва… Боже, она просидела взаперти уже два месяца! От этой мысли стало жутко. Два месяца – это уже привычка, образ жизни. Она вошла в роль жертвы, Никита – в роль тюремщика, так что он вернется, и все покатится по наезженной колее, день за днем, день за днем…

Она плакала всю ночь и уснула только под утро. Утром она встала почти здоровая, только ребра болели при резких движениях, зато синяки распустились и расцвели во всей красе. Ларису чуть не стошнило от вида себя в зеркале, и она поскорее принялась наводить в квартире порядок, чтобы хоть окружением не походить на опустившуюся алкоголичку.

Неизвестно, сколько ей тут еще предстоит сидеть, поэтому продукты надо экономить, и Лариса сварила себе овощной суп. День прошел в хлопотах, а вечером она снова уселась под дверью и стала кричать, как только слышала шаги, но сегодня никто просто не отозвался. Даже совета не дал.

От досады она решила попить чаю. Хотелось свежего, но пока нет ясности, придется пить старую заварку.

Она заперта, отрезана от мира и беспомощна, но кое-что еще в силах делать.

Всегда можно не отчаиваться и не распускаться.

Превозмогая боль от ушибов, Лариса сделала зарядку, приняла душ и села за письменный стол. Пусть Никита выпихнул ее в академку, но сейчас самые благоприятные условия для работы над диссертацией.

У них был один письменный стол на двоих, и Ларисе в нем принадлежал всего лишь ящик. Выдвинув его, она чуть не заплакала. Все материалы исчезли. Черновики, списки литературы со всеми выходными данными, обзор, план – пропало все. «А когда он вернется, скажет, что ничего не трогал, – мрачно подумала Лариса, – что это я сама выкинула в припадке безумия. Ладно, напишу пока статью про методику преподавания иностранного языка в рабочих коллективах».

Отсутствие рабочих материалов странным образом подстегнуло ее фантазию. Лариса писала что-то среднее между статьей, очерком и рассказом. Вспоминая, как вела занятия, она будто заново переживала их с Алексеем счастливые минуты и молилась, чтобы его оправдали.

«Сколько угодно просижу взаперти, лишь бы только знать, что это так».

За работой дни бежали быстро. Статья двигалась, запасы в холодильнике иссякали. Скоро придется переходить на макароны и крупу.

Она все так же каждый вечер садилась возле двери, стучала и кричала, но все безуспешно. Соседи по лестничной площадке, видимо, уехали в отпуск, а остальные пользовались лифтом. Пешком ходила только мама Зизи для моциона. Благодаря заливистому лаю болонки Ларисе каждый раз удавалось ее поймать, но дама молча проходила мимо, а потом вдруг остановилась у Ларисиной двери и веско сказала: «Да заткнись ты уже, тварь поганая».

Должно было произойти что-то по-настоящему страшное, чтобы простая бухгалтерша осмелилась так разговаривать с директорской женой.

Лариса поняла, что надо выбираться самой. Никто не поможет.

Она прошлась по всей квартире в поисках подходящего орудия. Ничего, кроме кухонного ножа и маникюрного набора, но у графа Монте-Кристо и того не было.

Разложив инструменты, она принялась за работу. Нож с трудом втыкался и застревал в плотной древесине входной двери, и к одиннадцати вечера удалось только содрать с нее немножко краски.