Мишель Уэльбек - Серотонин

YouTube еще не появился, и практически никто в то время эти группы не помнил, во всяком случае, для меня они стали ошеломляющим открытием, и восхищению моему не было предела.

Как правило, мы проводили вечера вдвоем, иногда к нам присоединялись еще два приятеля с нашего курса, не бог весть что, мне сейчас даже трудно вспомнить их лица, а что касается имен, то я их вообще забыл, а вот девушек с нами никогда не было – странно, если задуматься, что-то я не помню, чтобы Эмерик заводил романы. Девственником он, конечно, не остался, ну, мне так кажется, и вряд ли он боялся женского пола, скорее голова у него другим была занята, возможно, профессиональной жизнью, в нем была какая-то серьезность, которая в то время, наверное, ускользнула от меня, потому что на свою профессиональную жизнь я плевать хотел, сомневаюсь, что я вообще хоть на полминуты о ней задумался, мне казалось невероятным, что кто-то может всерьез интересоваться чем-то, кроме баб, и, увы, в сорок шесть лет я понял, что правда тогда была на моей стороне, бабы – бляди, если угодно, кому как, но профессиональная жизнь – это блядь в квадрате, к тому же не доставляющая никакого удовольствия.

Я ожидал, что в конце второго курса Эмерик, как и я, выберет какую-нибудь левую специализацию вроде сельской социологии или экологии, но нет, он записался на зоотехнику, которая считалась уделом трудоголиков. К сентябрю, когда начинались занятия, он коротко постригся и полностью обновил свой гардероб, а когда ему пришла пора отправляться на последипломную стажировку в «Данон», перешел на костюм с галстуком. Мы редко общались в тот год, насколько я помню, для меня он превратился в сплошные каникулы, в итоге я выбрал экологию, и мы проводили время в поездках по Франции, изучая на практике растительные формации. К концу года я научился распознавать разнообразные растительные формации Франции и мог предсказать их местонахождение при помощи геологической карты и местных метеорологических данных, вот, собственно, и все, хотя позже мне эти знания пригодились, чтобы затыкать рот активистам партии «Зеленых», когда разговор заходил о реальных последствиях глобального потепления. Он же большую часть стажировки просидел в отделе маркетинга «Данона», и, логически рассуждая, следовало ожидать, что он посвятит свою карьеру разработке концепции новых питьевых йогуртов и смузи. Но он и на этот раз удивил меня, заявив на церемонии вручения дипломов, что собирается купить сельскохозяйственную ферму в департаменте Манш. Агроинженеры заняты, как правило, во всех областях агроиндустрии, иногда на второстепенных должностях, хотя чаще все же на руководящих, но крайне редко они идут в фермеры; пролистав справочник выпускников Агро в поисках его адреса, я отметил, что Эмерик единственный из нашего выпуска сделал такой выбор.

Он жил в Канвиль-ла-Рок и предупредил по телефону, что найти его трудно, мне придется расспрашивать местных жителей, как проехать к замку Олонд. Да, замок тоже принадлежал его семейству, но Тюри-Аркура тогда еще в помине не было, первый раз он был разрушен в 1204-м и восстановлен в середине XIII века. А в остальном – в прошлом году он женился, у него в хозяйстве триста молочных коров, да, он выложился по полной, в общем, он все подробно мне расскажет. Нет, никого из нашего выпуска он не видел с тех пор, как переселился сюда.

До замка Олонд я добрался уже в сумерках. Это был даже не столько замок, сколько беспорядочное нагромождение всяких построек различной степени сохранности, так что представить себе оригинальный план этого сооружения было непросто; массивный и прямоугольный жилой дом, располагавшийся в центре, пока еще вроде держал удар, хотя травы и мох постепенно вгрызались в его гранитные блоки, но поскольку это был, видимо, гранит из Фламанвиля, на то, чтобы нанести ему серьезный ущерб, уйдет еще несколько столетий.

Позади главного дома виднелся высокий и узкий цилиндрический донжон, на котором не было заметно следов разрушения; но основной донжон, ближе к входу, имевший когда-то, видимо, четырехугольную форму и выполнявший в этой крепости ключевую оборонительную функцию, уже распрощался с окнами и крышей, а жалкие остатки стен, скругленные и обмякшие под воздействием эрозии, покорно ожидали своей геологической участи. В сотне метров от него виднелся большой ангар с силосной башней, нарушавший своим металлическим блеском окружающие пейзажи, думаю, что это было первое современное строение, попавшееся мне за последние километров пятьдесят.

Эмерик снова отрастил волосы и вернулся к клетчатым фланелевым рубахам, только на сей раз они обрели свой изначальный статус рабочей одежды.

– В этих декорациях происходит действие последних сцен «Безымянной истории» Барбе д’Оревильи, – сказал он. – Уже в 1882 году Барбе назвал его «старым обветшавшим замком»; как видишь, с тех пор мало что изменилось.

– Тебе разве не помогает Фонд исторических памятников?

– Не особенно… Мы, конечно, записаны в их реестр, но помощи от них не дождешься. Сесиль, моя жена, хочет сделать тут капитальный ремонт и переоборудовать замок в отель, ну, типа шарм-отель, что-то вроде того. Да оно и понятно, у нас тут пустует комнат сорок, а мы отапливаем всего пять. Выпьешь что-нибудь?

Я попросил бокал шабли. Не знаю, имело ли им смысл затеваться со строительством дорогого отеля, но в гостиной с большим камином и глубокими кожаными креслами бутылочного цвета было уютно и хорошо, хотя Эмерик, будучи совершенно равнодушным к эстетике интерьеров, явно к этому руку не приложил, ничего более безликого, чем его комната в Агро, мне видеть не приходилось, она напоминала бы солдатский бивуак, если бы не пластинки.

Тут они занимали целую стену, это было впечатляющее зрелище.

– Прошлой зимой я насчитал больше пяти тысяч, – сказал Эмерик.

У него стоял все тот же проигрыватель Technics MK 2, зато колонки я увидел впервые – огромные параллелепипеды, отделанные ореховым шпоном, метр с лишним в высоту.

– Это Klipschorn, – пояснил Эмерик, – первые и, возможно, лучшие колонки, выпущенные Клипшем; мой дед, обожавший оперу, купил их в 1949-м. После его смерти отец отдал их мне, он музыкой никогда не интересовался.

Создавалось впечатление, что и теперь всем этим оборудованием редко пользовались, на крышке проигрывателя лежал тонкий слой пыли.

– Да, правда, – подтвердил Эмерик, поймав, видимо, мой взгляд, – мне сейчас в общем-то не до музыки. Знаешь, у меня с самого начала не задалось, я до сих пор так и не вышел в ноль, поэтому вечерами я сижу, что-то прикидываю, пересчитываю, но раз уж ты приехал, давай что-нибудь поставим, пока что подлей себе вина.

Порывшись пару минут на полках, он вытащил Ummagumma .