Мишель Уэльбек - Серотонин

Я оказался там по странному стечению обстоятельств, меня почему-то вдруг попросили встретить практикантку ветеринарного отделения (Камилла тогда училась на втором курсе ветеринарной школы в Мезон-Альфор), что само по себе было неожиданно, конечно, к тому моменту моя временная ставка уже считалась у них непозволительной роскошью, но не превращать же выпускника Агро в мальчика на побегушках, так что это поручение явилось косвенным признанием того факта, что моя миссия «сыры Нормандии» начальством уже почти не воспринималась всерьез. Однако не следует переоценивать роль случайности в делах любовных: встреть я Камиллу пару дней спустя в коридорах РДСЛ, произошло бы точно или почти то же самое; но так сложилось, что мы встретились на вокзале Кана, в самом конце платформы С .

Уже за несколько минут до прибытия поезда я ощутил, как обострились все мои чувства, что является примером удивительного предвосхищения; я отметил, что между путями растет не только трава, но и какие-то кустики с желтыми цветами, не помню, как они называются, я узнал об их существовании на спецкурсе «спонтанная растительность городской среды», который я посещал на втором курсе Агро, затейливые это были занятия, мы собирали образцы растений между камнями церкви Сен-Сюльпис и на обочине парижской окружной дороги… Кроме того, за вокзалом я увидел странные параллелепипеды с коралловыми, охряными и кофейными полосками, прямо какой-то вавилонский футуристический город – на самом деле это был торговый центр «На берегах Орна», гордость новых городских властей, собравший под своей крышей ведущих игроков современного потребительского рынка, от Desigual до The Kooples , благодаря этому центру жители Нижней Нормандии тоже шли в ногу со временем.

Спустившись по металлической лесенке, она вышла из вагона и повернулась ко мне, у нее был не чемодан на колесиках, что я констатировал с непонятным удовлетворением, а всего лишь большая холщовая сумка через плечо. Когда она сказала мне, помолчав – в ее молчании не чувствовалось ни малейшего смущения (она смотрела на меня, я смотрел на нее, вот и все), – так вот, когда она мне сказала минут через десять: «Я Камилла», ее поезд уже уехал в Шербур с остановками в Байё, Карантане и Валони.

Уже на этом этапе очень многое было сказано, решено и, как выразился бы мой отец-нотариус, прошито и скреплено печатью. У нее были мягкие карие глаза, она шла за мной сначала по платформе С , потом по улице Ож, я припарковался метрах в ста от вокзала, и, когда я положил ее сумку в багажник, она невозмутимо села спереди, как будто проделывала это десятки, сотни раз и собиралась повторить еще десятки, сотни и тысячи раз, без всякой задней мысли, мне было с ней спокойно, такого покоя я никогда не испытывал, и прошло не меньше получаса, пока я наконец включил зажигание, я, наверное, по-дурацки покачал головой от счастья, но она не выказала ни малейшего нетерпения и вроде даже не удивилась, что я застыл; погода была прекрасная, небо бирюзового цвета, как ненастоящее.

Проезжая по северной части окружной мимо университетского больничного центра, я сообразил, что мы сейчас въедем в мрачную промышленную зону, состоящую в основном из низких зданий, покрытых профнастилом; ничего враждебного в этой зоне не ощущалось, просто она была до ужаса безликой, я целый год каждое утро оказывался в этом пейзаже, даже не замечая его. Отель Камиллы стоял между заводом по производству зубных протезов и аудиторским агентством. «Я колебался между „Апарт-Сити“ и апарт-отелем „Адажио“, – пробормотал я, – конечно, „Апарт-Сити“ находится далеко от центра, зато он в пятнадцати минутах ходьбы от РДСЛ, а если вам захочется выйти вечером, тут рядом остановка трамвая – „Улица Клода Блока“, через десять минут будете в центре, он ходит до полуночи; хотя как посмотреть – вы могли бы ездить на работу на трамвае, в отеле „Адажио“ из вашего окна открывался бы вид на набережные Орна, с другой стороны, в однокомнатных номерах премиум-класса в „Апарт-Сити“ есть террасы, я подумал, что это тоже приятно, в общем, если хотите, мы вас переселим, все расходы, разумеется, возьмет на себя РДСЛ…» Она бросила на меня загадочный взгляд, не поддающийся интерпретации, в нем смешалось непонимание и нечто вроде сочувствия; позже она объяснила, что недоумевала, зачем я утруждаю себя столь усердными оправданиями, когда и так ясно, что мы будем жить вместе.

В этом хардкорном пригороде строения РДСЛ смотрелись почему-то старомодными и, честно говоря, сиротливыми и запущенными, и не только на первый взгляд, сказал я Камилле, когда идет дождь, почти во всех офисах протекает крыша, а дождь здесь льет практически все время. Вообще казалось, что это не офисный комплекс, а поселок с частными домами, разбросанными наобум не то чтобы в парке, а скорее на безнадежно заросшем пустыре, да и асфальтовые дорожки между зданиями уже тоже потрескались, уступив напору пробивающейся травы. Сейчас, продолжал я, мы пойдем знакомиться с официальным куратором ее стажировки, начальником ветеринарного отдела, он на самом деле просто старый мудак, смиренно заметил я, ничего личного. Будучи по натуре человеком мелочным и агрессивным, он безжалостно изводил всех сотрудников, которые имели несчастье оказаться под его началом, особенно молодых, к молодежи он питал особое отвращение и счел встречу новой юной практикантки, что, между прочим, входило в его обязанности, чуть ли не личным оскорблением. Мало того что он ненавидел молодежь, он и животных-то недолюбливал, за исключением лошадей, лошади, рассуждал он, – единственные животные, достойные его внимания, остальных четвероногих он воспринимал как каких-то мутных люмпенов животного мира, в любом случае обреченных на забой в самом ближайшем будущем. Большую часть своей жизни он проработал на государственном конном заводе в Ле-Пене, и хотя назначение в РДСЛ было, разумеется, повышением в должности – и даже венцом его карьеры, – он посчитал, что ему плюнули в душу. С другой стороны, знакомство с директором надо просто перетерпеть, сказал я, он питает настолько острое омерзение к молодым, что на все готов, лишь бы с ними не пересекаться, поэтому вряд ли Камилла увидит его еще хоть раз за три месяца практики.

Когда эта встреча осталась позади («И в самом деле старый мудак», – сдержанно подтвердила она), я передоверил ее одной из сотрудниц ветеринарной службы, прелестной молодой женщине лет тридцати, с которой у меня сложились хорошие отношения. В течение недели все было тихо. Я записал номер телефона Камиллы, понимая, что первым должен позвонить я, уж что-что, а это правило осталось прежним в отношениях мужчины и женщины, впрочем, я был старше ее на десять лет, и это тоже следовало принимать в расчет. От того периода моей жизни у меня остались странные воспоминания, я могу сравнить его только с редкими моментами умиротворения и счастья, когда боишься погрузиться в дрему, терпишь до последнего мгновения, зная при этом, что сон будет глубоким, прекрасным и целительным. Вряд ли я ошибаюсь, сравнивая сон с любовью; вряд ли ошибаюсь, сравнивая любовь с чем-то вроде сновидения вдвоем , конечно, с вкраплениями индивидуальных снов и легкой игрой совпадений и переплетений, благодаря чему наше земное бытие становится хотя бы терпимым, – более того, другого способа этого достичь не существует.