Су Тун - Луна на дне колодца

— Ну, Мэй Шань, у тебя что на уме, то и на языке! — удивилась Сун Лянь.

— А что скрывать, даже если случилось такое? Ведь если с твоей помощью семья Чэнь не увеличится, жизнь тебя ждёт не сладкая. У всех у нас такая история.

— Всё это время Чэнь ко мне почти не заходил. Да и ладно, мне всё равно.

— Ну, это ты ещё во вкус не вошла. У меня-то не так, я ему прямо заявила: больше пяти дней у меня не появишься — сразу найду себе кого-нибудь. Я не вдова и так не могу. Ему-то у меня тяжелее всех приходится — и боится, и ненавидит, и хочет. А мне он нисколечко не страшен.

— Такая скука говорить об этом. Во всяком случае, мне всё это не интересно. Никак не могу понять, что же, в конце концов, представляет собой женщина, что она вообще такое — ведь она то как собака, то как кошка, то как золотая рыбка, то как мышка — ну, всё что угодно, только не человек.

— Только не надо так вот, изо всех сил, стараться убедить себя, что всё кончено. Не переживай. Пусть Чэнь и охладел к тебе, наверняка ещё придёт сюда. Ты же моложе нас всех, такая живая, образованная. Да он последним дураком будет, если предпочтёт Юй Жу или Чжо Юнь: они скоро в талии как бочки будут. Слушай, а вот ты поцеловала его при всех — ну, и как?

— Ну и зануда же ты! Ничего такого у меня и в мыслях не было. А говорила я только про себя.

— Ну, не переживай. Ерунда всё, он лишь корчит из себя добродетель, а в постели ему нравится, чтобы его не то что в губы, а вот куда целовали.

— Слушай, что за гадости ты говоришь! — поморщилась Сун Лянь.

— А давай пойдём вместе в театр Мэйгуй: приехал Чэнь Яньцю, он играет в пьесе «Слёзы среди диких гор». Пойдём, развеемся немного?

— Нет, не пойду, вообще никуда выходить не хочется. Тоска навалилась просто глыбой какой-то: как ни старайся, всё равно останется. Да и можно ли такую развеять?

— Ах, ты, оказывается, не можешь со мной пойти, — недовольно проговорила Мэй Шань. — А я столько времени с тобой проболтала!

— Да со мной-то какой тебе интерес, пусть лучше Чэнь с тобой идёт. А если ему некогда, тогда тот врач.

Мэй Шань замерла и как-то сникла. Схватив шубку и шарф, она вскочила, подошла вплотную к Сун Лянь и уставилась на неё. Потом выхватила у неё изо рта сигарету, швырнула на пол и растоптала.

— Ты мне эти шуточки брось! — завизжала она. — Сболтнёшь кому, мигом рот заткну. Не боюсь я вас, никого не боюсь! Пусть кто попробует навредить мне — чёрта с два у вас получится!

Фэй Пу действительно привёл своего друга, сказав Сун Лянь, что пригласил его учить её игре на флейте сяо. Она же пришла в крайнее замешательство, потому что с самого начала все эти разговоры всерьёз не принимала.

Сун Лянь пристально разглядывала этого учителя: светлокожий, стриженный ёжиком молодой человек, студент не студент, но бесспорно не без определённой доли стеснительности и сдержанности. Когда он назвал себя, оказалось, что он — третий сын из семьи Гу, здешних «шёлковых королей». Сун Лянь ещё из окна видела, как они шли, взявшись за руки, и это вызвало у неё какое-то новое, необычное чувство.

— Смотрю на вас — вы такие дружные! — поджав губки, хохотнула Сун Лянь. — Никогда не видела, чтобы двое взрослых мужчин ходили за ручку.

Фэй Пу, похоже, немного смутился:

— Так мы с детства знакомы, в одном классе учились.

«Сынок-то из семьи Гу, гляди-ка — ещё больше зарумянился. Что-то в нём, этом учителе, есть, — думала Сун Лянь. — Ещё не встречала мужчин, которые чуть что — сразу краснеют».

— До таких лет дожила, а хорошего друга не нашла, — проговорила она.

— Неудивительно, — подхватил Фэй Пу. — На вид ты такая замкнутая и высокомерная, что не так-то просто найти к тебе подход.

— Ну, это ты зря. Я и в самом деле замкнутая, но отнюдь не высокомерная. Чтобы быть высокомерной, какой-то капитал иметь нужно. А мне с каких капиталов нос задирать?

Из обтянутого бархатом футляра Фэй Пу извлёк флейту.

— Вот, дарю. Когда-то мне её подарил Гу, и я, можно сказать, «подношу Будде цветы из чужого сада».

Приняв флейту, Сун Лянь взглянула на Гу. Тот с улыбкой кивнул. Сун Лянь поднесла её к губам и дунула наудачу, чтобы извлечь какой-то звук:

— Боюсь, ума не хватит научиться.

— Но это же так просто, — возразил Гу. — Нужно только душу вкладывать, а о том, что не научитесь, не может быть и речи.

— Вот я и боюсь, что вложить душу не получится. Рассыпается моя душа, как песок — не соберёшь. Такой уж я человек.

— Ну, тогда плохо дело, — снова улыбнулся Гу. — Я умею обращаться лишь с флейтой, с душой вашей мне не совладать.

Фэй Пу сел, посмотрел сначала на Сун Лянь, затем на Гу, и глаза его зажглись каким-то тёплым, присущим ему одному чувством.

— Отверстий у флейты семь, у каждого своя мелодия, свой напев. Их сочетание и дают флейте сяо присущие ей неповторимое изящество и чувственность. Играющий на флейте должен отличаться и тем, и другим. — Здесь Гу бросил на Сун Лянь многозначительный взгляд. — Вам ведь оба эти чувства не чужды?

— Боюсь, во мне есть лишь последнее, — подумав, сказала Сун Лянь.

— Ну, что ж, тоже неплохо. Чувственность — тоже своего рода мелодия, только не была бы она пустой. Ведь если на душе пусто, хорошо сыграть не получится.

— Сыграли бы вы, что-нибудь, господин Гу, — попросила Сун Лянь. — А я послушаю, что сама флейта скажет.

Гу не стал ломаться и поднёс флейту к губам. Полилась чудная нежная мелодия — не то плач, не то жалоба. Фэй Пу на диване закрыл глаза и проговорил:

— Это «Осенняя грусть».

В это время в окно постучали, и раздался пронзительный голос Фуцзы, служанки Юй Жу. Госпожа, мол, велела Фэй Пу идти в гостиную встречать гостей.

— А кто там пришёл? — спросил Фэй Пу.

— Не знаю, но госпожа велела вам поторопиться.

— Скажи, чтобы шли сюда, — нахмурился он.

— Госпожа желает, чтобы туда непременно шли вы, — продолжала стучать в окно Фуцзы. — Не пойдёте, меня госпожа всю изругает.

— Ну, сил нет, — тихо проговорил раздосадованный Фэй Пу. — Что ещё за гости? Чёрт бы их подрал! — выругался он, поднимаясь и всем своим видом говоря: «Ну, что тут поделаешь?»

— А с флейтой как же? — нерешительно спросил Гу, который продолжал стоять с инструментом в руках. — Урок будем проводить или нет?

— Проводи, проводи, — махнул ему Фэй Пу. — Оставайся здесь. Я только посмотреть, в чём дело.

Он ушёл, а Сун Лянь и Гу некоторое время сидели, не зная, что сказать.

— Всё ты лжёшь! — вдруг усмехнулась Сун Лянь.

Гу вздрогнул:

— Кто лжёт?

— Я не вас имела в виду, вы неправильно поняли, — очнулась Сун Лянь. — Это она…

Гу стало неловко, и Сун Лянь заметила, что он снова заливается румянцем. Ей опять стало смешно: надо же, и у богатых бывают такие чувствительные дети. Что ни говори, если человек так краснеет, это нельзя считать недостатком, скорее наоборот. Она сочувственно посмотрела на Гу: