Су Тун - Луна на дне колодца

Когда явился Чэнь Цзоцянь, она сидела и курила. Первое, что она сделала, когда обернулась и увидела его, это потушила сигарету. Она помнила, как он говорил, что терпеть не может курящих женщин. Чэнь снял шляпу и куртку и подождал, пока она подойдёт, чтобы повесить их на вешалку.

— Давненько же вас не было, барин, — осторожно приблизилась к нему Сун Лянь.

— Что это ты курить начала? Курящие женщины и на женщин-то не похожи.

Куртку Сун Лянь повесила, а шляпу нахлобучила себе на голову и расхохоталась:

— А так я что, ещё меньше на женщину похожа?

Чэнь сорвал с её головы шляпу и сам повесил на вешалку:

— Ты, Сун Лянь, что-то слишком много себе позволяешь. Неудивительно, что о тебе все болтают.

— И что именно болтают? — тут же отозвалась Сун Лянь. — И кто именно? Наконец, самое главное: люди это говорят или ты сам? Если это кто-то чешет языком, мне наплевать. А вот если ты, мой господин, не можешь меня простить, остаётся только умереть.

— Ладно, будет тебе, — нахмурился Чэнь. — Все вы на один лад, честное слово: сначала говорят, говорят, а потом раз — и помирать собрались. Можно подумать, живёте здесь — только горе мыкаете. Вот уж чего не люблю, так это такие вот штучки.

Сун Лянь тут же положила руки ему на плечи и стала покачивать из стороны в сторону:

— Раз не нравится — всё, о смерти больше заговаривать не буду. А вообще-то, если серьёзно, у того, кто начинает говорить об этом, уже вся душа изболелась.

Чэнь привлёк её к себе, посадил на колени:

— Из-за того дня переживала? А всё потому, что не в духе я был: с утра до вечера мучился в душе и даже не знал почему. Должно быть, все мужчины встречают полувековой юбилей без особой радости.

— Ах, ты про тот день? Да я уже всё забыла.

Чэнь улыбнулся и ущипнул её за талию:

— Про случившееся в тот день? Я уже всё забыл.

Они уже столько времени не были вместе, что Сун Лянь тут же ощутила, каким чужим стало тело Чэня. К тому же от него пахло дешёвым лотосовым эликсиром, и сразу стало ясно, что эти дни он провёл у Юй Жу. Только та любила натираться этим эликсиром. Достав флакончик духов, Сун Лянь попрыскала ими сначала тело Чэня, а потом себя.

— Где это ты такому научилась? — удивился Чэнь.

— Не хочу, чтобы твоё тело хранило их запахи.

— Какая ты всё же самовластная, — признался он, откидывая ногой одеяло.

— Хотела бы побыть деспотом, да видно не по плечу, — вздохнула Су Лянь. И тут же спросила: — Что это Фэй Пу в Юньнань собрался?

— Говорит, хочет выгодно продать партию табака. Мне-то что, пускай едет.

— А что у него за такие прекрасные отношения с господином Гу? — не унималась она.

— Что тут удивительного, — усмехнулся Чэнь. — Бывает и между мужчинами такое, тебе не понять.

Сун Лянь беззвучно вздохнула. Она гладила иссохшее тело Чэня, а в сознании промелькнула одна тайная, заветная мысль. Как всё было бы, если бы под одеялом лежал Фэй Пу?

Сун Лянь была опытной в любовных делах женщиной, но этот раз стал для неё особенным, и ей не суждено было его забыть. Пот уже градом катился с Чэня, но всё впустую. Она прозорливо разглядела в его глазах глубоко спрятанный страх и смятение. Что это? Даже голос изменился, в нём появились нотки слабости и малодушия. Пальцы Сун Лянь струились по его телу, и она чувствовала, как оно становится всё более дряблым, словно в нём что-то треснуло, и всё менее близким. Стало ясно, что в организме Чэня произошла некая печальная перемена. На душе было как-то странно: то ли радостно, то ли грустно, и она очень растерялась. Провела рукой по его лицу:

— Ты очень устал. Может, поспишь?

— Нет-нет, — замотал головой Чэнь. — Не верю.

— Как же быть?

Чэнь чуть замялся:

— Есть один способ, может быть, поможет, да вот не знаю — согласишься ли?

— Лишь бы тебе было хорошо, а мне какой резон не соглашаться?

Чэнь приник к её лицу и, покусывая ухо, что-то сказал, но она не расслышала; потом сказал ещё раз, и, наконец, до неё дошло. Ничего не ответив, она залилась густой краской стыда. Отвернулась на другой бок и, пристально глядя куда-то в темноту, неожиданно проговорила:

— Но я же не сучка какая-нибудь…

— Да я тебя не неволю, — пробормотал Чэнь. — Не хочешь, и ладно.

Свернувшись, как кошка, калачиком, Сун Лянь молчала. Потом до Чэня донеслись приглушённые рыдания.

— Ну, не хочешь, так не хочешь, — снова заговорил он. — Плакать-то зачем?

Этого он никак не ожидал: рыдания становились всё громче. Закрыв лицо руками, она, наконец, зарыдала в голос.

Чэнь послушал-послушал, а потом заявил:

— Если будешь и дальше плакать, уйду.

Сун Лянь по-прежнему сотрясалась в рыданиях. Откинув одеяло, Чэнь спрыгнул с кровати и стал одеваться:

— Вот уж в жизни не встречал такой бабы, как ты: если уж пошла в проститутки, что ещё за памятники целомудрию?

И в раздражении удалился.

Сев на кровати, Сун Лянь ещё долго плакала в темноте. Через разошедшиеся занавески пробивался лунный свет. Он оставлял на полу тоненькую полоску — слабый, серебристый, холодный. В ушах ещё стояли собственные рыдания, а за окном, в садике, повисла мёртвая тишина. И тут вспомнились слова, брошенные Чэнем перед уходом. Содрогнувшись всем телом, она вдруг хлопнула рукой по одеялу и крикнула в темноту:

— Кто проститутка?! Это вы проститутки, вы!..

Жизнь в доме Чэнь протекала этой зимой необычно, и об этом говорило многое. Стоило всем четверым жёнам Чэнь Цзоцяня собраться вместе, при упоминании его имени на лицах появлялось слащавое выражение. Они понимали друг друга без слов: каждая вынашивала что-нибудь против другой. Чэнь проводил ночи в основном у Чжо Юнь, и та обычно пребывала в хорошем настроении. А в глазах трёх остальных жён, обращённых на неё, читалось ничем не прикрытое сомнение: «Ну, Чжо Юнь, хорошо ли ты ночью прислуживала барину?»

Иногда по утрам Мэй Шань, решив тряхнуть стариной, надевала театральный костюм и выходила в садик к кусту глицинии. Она исполняла арии и декламировала очень старательно, и у всех, кто видел развевающиеся на ветру широкие рукава её платья, передвигающуюся в танце фигуру, напрашивалось сравнение с некой миловидной нечистью.