Марк Леви - Влюбленный призрак

– Операция «урна»? – переспросил Тома́.

Но Раймон уже исчез, и ему осталось только хлопать глазами.

– С кем вы разговаривали? – поинтересовалась Манон, подойдя к нему.

– Сам с собой, такая у нас, пианистов, привычка. Одиночество – наш скорбный удел.

Подруга Камиллы подошла налить себе большой бокал белого вина. На ней был парик в стиле «афро» психоделической расцветки. Прежде чем удалиться, она выразительно им подмигнула.

– Полагаю, похороны вашего отца прошли в более традиционном стиле?

– Скорее то была неоконченная симфония.

Прошел час. Гости понемногу расходились. Когда гостиная почти опустела, Тома́ увидел Бартеля, сидевшего в кресле и смотревшего в пустоту.

– У меня впечатление, что вы сейчас нужны вашему отцу, – прошептал он Манон.

Она внимательно посмотрела на него:

– Он не мог себя заставить навестить ее в клинике, куда сам же ее поместил. Наверное, ему была невыносима мысль, что человек его склада сбыл жену с рук. Отец всегда добивался желаемого, не прибегая к жульничеству, лжи, подхалимажу, исключительно упорным трудом и усилием воли. При такой степени успешности это редкое достижение. Он – прямой человек, у него трудный характер, зато я не знаю никого, кто сравнится с ним честностью. Но их супружество осталось мне непонятным. Они любили и уважали друг друга, там даже было взаимное восхищение, но они оставались очень далеки друг от друга: ни тени нежности, а ведь это абсурд, мама была такой жизнерадостной! Жизнь в ней так и кипела. Я часто удивлялась, что у них общего. Разве что правы те, кто говорит, что противоположности сходятся. Ваши родители были прочной парой?

– Я тоже ничего в них не понимал, вернее, понял только недавно. Они разошлись за десять лет до смерти отца, после чего стали прекрасно ладить, часто ужинали вдвоем. Мама любила его общество, папа ее смешил, а она его умиротворяла.

– Кто-то из них устроил свою жизнь заново? Или, может, оба?

– Их жизнь осталась прежней, отсюда проблема.

– Все равно я вам завидую – это то, что я предпочла бы. Уверена, что мама тоже. Отец – заядлый консерватор, развод был для него неприемлем. Но вы правы, займусь-ка я им, – вздохнула она. – Не знаю, как вас благодарить!

– За что? Мне давно не было так хорошо… Я про орган, конечно.

– Ваша неуклюжесть обезоруживает, – сказала Манон с улыбкой.

Она долго смотрела на него, борясь с собой, а потом пригласила вместе поужинать следующим вечером – без всякой задней мысли, уточнила она. Но Тома́ ответил, что в это время он уже будет лететь во Францию. Из Парижа он сразу полетит в Варшаву, где у него концерт в субботу вечером.

– Вот тут я вам всерьез завидую, – призналась Манон.

– Чему? Ночам в паршивых отелях, когда просыпаешься и не понимаешь, где находишься?

– Путешествиям, возможности разделить ваш талант с благодарной публикой.

– Если бы она была такой благодарной, то у меня перед выходом на сцену не сводило бы от страха живот. Не знаю более требовательной аудитории, чем та, что сидит на концертах классической музыки. Каждый раз это похоже на конкурс, как будто у всех в зале на коленях партитура, все водят пальцем по нотам и не прощают исполнителю ни одной фальшивой ноты… Что мешает вам путешествовать?

– В последние годы я была прикована к месту из-за мамы.

– Но теперь-то вы свободны?.. Вы правы, я так неуклюж, что даже удивительно.

– Давайте обменяемся номерами телефонов. Мало ли, вдруг мне придет охота посетить Париж… теперь, когда я свободна? – добавила она насмешливо.

Они обменялись смартфонами и каждый вбил свой номер. Манон снова подняла на него глаза.

– Вы никогда не жили в Сан-Франциско?

– Нет. Где вы жили во Франции?

– На юге, только я была тогда так мала, что почти ничего не помню. Гавань в Больё, греческий домик на мысу, пиццерия в порту… Я даже не знаю, воспоминания это или рассказы. Мы сбегали от летней жары в Бретань, но ее я помню еще хуже. Так, совсем смутно – манеж, куда мама водила меня кататься на пони, еще карусель с деревянными лошадками, которых я отчаянно боялась. Да, чуть не забыла…

– Блинную!

– Именно! Откуда вы знаете?

– Бретань все-таки! Я несильно рисковал, – торопливо объяснил Тома́.

– Я кошмарная болтушка, да?

– Не вижу никакого кошмара.

– Нет, я умолкаю. Надо позволить вам воспользоваться последним вечером, вы и так потеряли много времени в этом невеселом месте. Благополучного возвращения, обещаю позвонить, когда пущусь в паломничество по тропинкам моего детства.

Раймон так замаялся ждать его у двери гостиной, что беспрерывно зевал. Тома́ зашагал вместе с ним в колумбарий.

– Вот говорунья! – воскликнул Раймон.

– Она боялась остаться одна. В такой день ее можно понять.

– А ее отец? Или от него нет толку?

– Я заберу сумку, и мы вернемся.

– Надеюсь, Камилла осталась на алтаре. Решающий момент: сейчас или никогда!

– А если ее там уже нет?

– Тогда мне придется обыскать все помещение, чтобы выяснить, куда они ее подевали.

– Я спрошу у них, разве это не проще?

– И, главное, безопаснее. Когда ты разобьешь стекло, чтобы забрать урну, им не придется искать злоумышленника.

Тома́ молча устремился к мавзолею.

Полицейский, карауливший дверь, преградил ему путь. Раймон наблюдал, как сын, обменявшись со стражем парой фраз, возвращается с пустыми руками.

– Что-то случилось?

Тома́ сообщил отцу то, что выяснил. Во второй половине дня намечались похороны родственника мэра. Готовя зал, работники dignité.com нашли у алтаря подозрительный пакет. В данный момент проверялось его содержимое.

– Никогда еще меня не принимали за бомбу.

– Не спеши себе льстить, сейчас я им все объясню.

Раймон поднял руку, чтобы его задержать.

– Не надо ничего объяснять, пока там работает полиция. С этих ковбоев в форме станется тебя скрутить и выслать с первым самолетом.

– Из-за матерчатой сумки?

– За то, что ты ввез своего отца в Соединенные Штаты, причем после его смерти. Не думаю, что это разрешено законом.

– Ты только сейчас это сообразил?

– Лучше поздно, чем никогда, так, кажется, говорится?

– У тебя есть план С?

– Еще нет, но будет. Ты пока погуляй по городу, я тебя найду, когда созреет предложение.

– Как ты преодолеваешь расстояния?

– Сейчас не до этого.

– Хорошо, встретимся вечером дома.

Директор dignité.com подошел к Манон с удрученным видом. Сначала Манон подумала, что это способ выразить соболезнования, но потом оказалось, что он хочет побеседовать с ними с глазу на глаз у себя в кабинете.

Бартель и его дочь недоуменно последовали за ним. Бартель опасался, что с него потребуют доплату, и готовился отказать: он уже подписал счет, все остальное – от лукавого.