Чарльз Мартин - Где живет моя любовь [litres]

Я посмотрел на Мэгги, которая с непроницаемым лицом заглядывала в комнату.

– Сегодня мне что-то больше не хочется красить, – сказал я. – Я устал.

– Я тоже. – Она бросила кисть в ведерко.

Солнце село, древесные лягушки у реки завели свою вечернюю песнь, каролинские утки со свистом проносились над нашими головами словно миниатюрные истребители. Начинало темнеть. Затаив дыхание, мы с Мэгги смотрели на гигантскую, праздничную, как Рождество, луну, которая всплывала прямо перед нами, выставив сияющую серебристую макушку над вершинами далеких деревьев.

Потом мы долго сидели на крыльце и кормили Блу Второго последним арбузом с поля Старика Маккатчи. Арбуз Мэгги держала между ногами. Ее лицо, руки и обрезанные джинсы были красными от сока. Когда задувал легкий ветерок, размахрившиеся нитки на месте отреза колыхались, словно крошечные пальцы. Откусив огромный кусок, Мэгги долго жевала, потом откинулась назад, вытянула губы трубочкой и отправила с десяток арбузных семечек на дальний конец лужайки. Грязноватый способ, но эффектный и эффективный. Я всегда думал, что на такое способен только какой-нибудь кит с его фонтаном. И Мэгги.

Блестя в лунных лучах, влажные семечки пролетели футов пятнадцать и упали в траву, где уже лежало с полсотни их собратьев. Я сидел ниже Мэгги, поэтому меня тоже забрызгало, но я не возражал. Глядя туда, куда она целилась, я подумал, что месяца через четыре мы сможем перестать воровать арбузы у Маккатчи, поскольку совсем рядом с домом у нас появится собственная арбузная плантация.

Учитывая последние события, доктор Палмер предложил нам отложить начало гормональной терапии, но теперь, когда жизнь почти вошла в нормальную колею, он сам вызвал нас к себе на прием. Прием был назначен на завтра. Мэгги была не в особенном восторге, я – тоже, но в последнее время у нее снова начало портиться настроение, а я не знал, что предпринять. Наконец она заметила, как сильно меня пугает ее подавленность, и согласилась попринимать лекарства с месяц и посмотреть, что из этого выйдет.

От арбуза я всегда начинал бегать в туалет. Вернувшись на веранду после очередного похода в дом, я увидел, что Мэгги окидывает взглядом наше хлопковое поле, а на ее лице подсыхают арбузный сок и несколько капель белой краски. У ее ног лежало два аккуратно сложенных полотенца. Блу Второй, наевшись до отвала, дрых без задних ног под качелями.

Мэгги посмотрела на меня, на реку, снова на меня.

– Как насчет искупаться?

Из-за всей этой кутерьмы с беременностью, больницей и прочим мы с Мэгги уже несколько недель ни разу не были вместе. Я не настаивал, полагая, что это не совсем то, что нужно ей сейчас. И вот она сама завела этот разговор.

Я посмотрел на далекую реку.

– Ты имеешь в виду искупаться или… «искупаться»?

Мэгги слегка усмехнулась, покачала головой, словно взвешивая варианты на невидимых весах, и проговорила задумчиво:

– Искупаться.

Я подхватил Блу Второго на руки, и мы побежали по заросшему мягкой травой «языку» между кукурузным и хлопковым полями. На полпути мы спугнули двух оленей, которые мирно кормились в кукурузе – и в свою очередь были напуганы Пи́нки, которая повадилась сюда на ночную кормежку. Сначала мы не поняли, что за туша ворочается в междурядье, но Пи́нки подняла измазанное землей рыло и, не переставая перемалывать зубами кукурузные зерна, презрительно взглянула на нас. Только тогда я узнал свою домашнюю свинью, причем мне показалось, что за последнее время Пи́нки здорово прибавила в весе.

Но вот мы достигли реки. Я взбежал на высокий берег и, с силой оттолкнувшись ногами, прыгнул в лунный свет. Несколько мгновений я летел, и мне казалось – я вот-вот коснусь Млечного Пути, протянувшегося через полнеба, но уже через секунду меня потянуло вниз. Черная вода накрыла меня с головой, течение мягко толкнуло в грудь и повлекло с собой. В жизни найдется немного вещей, которые были бы приятнее ночного купания в теплой реке.

Вынырнув, я выплюнул воду, подплыл к берегу и встал ногами на упругое песчаное дно.

Мэгги стащила через голову короткую майку-топ, сбросила шорты, зашла в воду и обвила меня руками и ногами. Ее короткие волосы торчали вверх и в стороны, плечи покрылись «гусиной кожей», но тело, которым она прижималась ко мне, казалось теплым. Река медленно текла мимо нас, смывая плохие воспоминания и заполняя оставшуюся в душе пустоту.

Таково свойство всех рек. Они дарят жизнь.

Они сами – жизнь.

Откуда-то издалека, из низовьев реки, донесся какой-то звук. Он медленно просачивался сквозь кроны деревьев и вдруг окружил нас со всех сторон. Казалось, самый воздух вдруг заполнился солнечными пылинками, танцующими в лучах света. А еще через мгновение на берегу появился Брайс – совершенно голый, если не считать килта и ботинок. Его лицо было красным, как свекла, – с такой силой он дул в свою волынку, извлекая из нее громкие пронзительные звуки, изливая всю душу в музыке. Его пальцы стремительно перебегали по отверстиям в трубке, а он играл и играл. Если я когда и побаивался Брайса, – а такие моменты у меня бывали, – теперь мои страхи исчезли вместе с летящими в ночи звуками.

Так прошло несколько минут. Наконец Брайс высказал нам все, что хотел, и, войдя в воду у берега, двинулся обратно вниз по течению, унося свою музыку с собой.

Когда звуки волынки затихли вдали, Мэгги кивком показала мне на берег и потянула за руку. Луна заливала реку серебряным светом, и капельки воды, сбегающие по ее спине, сверкали, как бриллианты. Я протянул ей полотенце и расстелил на песке одеяло. Мэгги проворно вытерлась, опустилась рядом со мной на колени и взъерошила мои мокрые волосы.

Она как раз собиралась поцеловать меня, когда что-то отвлекло ее внимание. Чуть склонив голову, она пристально всматривалась в темноту. Вот она прищурилась и подняла повыше полотенце, словно окуная его в лунный свет. Именно в этот момент между ее бровей снова появилась озабоченная морщинка.

Эта перемена испугала меня. По моей спине пробежал озноб.

– Что случилось?.. – спросил я, думая о том, что мы, возможно, поспешили и теперь Мэгги вдруг вспомнилось что-то, что ей хотелось бы забыть.

Не ответив ни слова, Мэгги вскочила на ноги и, подхватив свою одежду, быстрой рысцой двинулась обратно к дому. Пока я натягивал джинсы, она уже исчезла из вида. Я сунул руки в рукава рубахи, подхватил дремлющего Блу Второго и тоже пошел к дому, наподдавая ногами пучки травы и гадая, что я опять сделал не так.

Войдя в амбар, я поднялся в нашу комнату наверху и сразу заметил, что сквозь щель под дверью ванной комнаты пробивается свет. Положив Блу на кровать, я постучал согнутым пальцем по косяку.