Тейлор Дженкинс Рейд - Возможно, в другой жизни [litres]

– Славная собачка, – улыбается Габби. – Как она оказалась в моем доме?

– Долгая история, – говорю я. – Я действовала импульсивно. Должно быть, все дело в гормонах.

– Ладно, – смеется Габби, – я рада, что она здесь. Мне она нравится.

– Мне тоже, – улыбаюсь я.

– Ненавижу эту идиотскую аллергию Марка. Я просто уверена, что он сам себя накручивает. Оставим собаку на ночь и посмотрим, будет ли у него этот зуд.

Повернувшись, Габби выключает свет.

– Если вдруг проснешься ночью и придешь в ужас при мысли о том, что беременна, разбуди меня. Я здесь для того, чтобы разгонять твои страхи.

– Спасибо. – Я устраиваюсь поудобней. Шарлемань уже спит, привалившись ко мне боком.

Как знать, может, это нам троим – мне, Габби и Шарлемань – суждено быть вместе в этой нелегкой ситуации?

Генри убирает мою медицинскую карточку и поворачивается ко мне.

– Доктор Винтерс сказала, мы можем опробовать инвалидное кресло, – торжественно объявляет он.

– Мы? – переспрашиваю я. – Прямо сейчас?

– Видишь ли, у женщин-медсестер не так развит пресс. Поэтому мне придется поднимать тебя в кресло. Но сначала, – добавляет он, – нам нужно кое-что уточнить.

– Давай, – киваю я.

Первая поездка, говорит Генри, может оказаться нелегкой. Даже приспособиться к сидению после нескольких дней в кровати будет достаточно трудно. А уж движение и вовсе может вымотать меня.

– Ну что, готова? – спрашивает он наконец.

– Какое там.

По правде говоря, я здорово напугана. А вдруг и правда будет больно? Или я вовсе не справлюсь и до конца своих дней буду прикована к кровати? Из еды – пюре и бульончики, из одежды – пижама, которая не застегивается на спине.

Господи, она же не застегивается!

– Ты увидишь мою задницу, верно? – мрачно спрашиваю я у Генри.

К его чести, он даже не смеется.

– Я не буду смотреть на нее, обещаю. Я профессиональный медбрат, Ханна. У меня есть дела поважнее, чем подглядывать за пациентами.

Что ж, выбора у меня все равно нет.

– Ну что, начнем?

Я киваю. Генри подходит ближе. Одной рукой он придерживает меня за спину, другую просовывает под колени.

– Раз, – говорит он.

– Два, – вторю я ему.

– Три!

Он подхватывает меня на руки, и уже в следующую секунду я сижу в инвалидном кресле.

– Ну как, ты в порядке? – спрашивает Генри.

– Да! Так куда мы едем?

– Едем? Тебе нужно просто привыкнуть к креслу, понять, как оно работает. Ни о каких поездках пока речь не идет.

– Да ладно, – поворачиваюсь я к нему. – Я была прикована к этой постели несколько дней. Неужели я не заслужила немножко свободы?

– Мне еще надо проверить других пациентов, – качает головой Генри.

Что ж, понятно. У него работа.

Генри показывает, как приводить в действие колеса и как останавливаться. Первый раз я толкаюсь так сильно, что врезаюсь в стену, и он тут же спешит мне на выручку.

– Да уж, автогонщика из тебя не получится, – замечает он.

– Я однозначно поставила крест на этой профессии, когда попала под машину.

Он мог бы пожалеть меня сейчас, но не жалеет. И это то, что нравится мне в нем больше всего.

– В пилоты тебе тоже не стоит идти, – добавляет он. – Или ты и это вычеркнула из списка профессий, когда попала под самолет?

– Ты со всеми своими пациентами так разговариваешь? – бросаю я на него негодующий взгляд.

Вот оно. Этот вопрос мне хотелось задать уже несколько дней, но я делаю вид, будто ответ меня совсем не интересует.

– Только с непослушными, – наклонившись, он смотрит мне прямо в глаза. – А знаешь, если тебе вдруг придет в голову выкатиться сейчас в коридор, пройдет, пожалуй, минута-другая, прежде чем я это замечу.

– Правда? – Я начинаю двигаться в сторону двери, не спуская глаз с Генри. – Я ведь могу случайно выкатиться за порог…

– Именно так, – смеется он. – Вот только смотри лучше вперед, а не на меня.

Я и правда задеваю колесом косяк двери.

– Ой. – Я откатываюсь чуть назад, а затем прямиком выезжаю в коридор.

Он куда более многолюдный, чем могло показаться. Больше комнат, больше медсестер. По идее, воздух здесь такой же, как в палате, но мне он кажется гораздо свежее. Безупречно чистый пол, бежевого оттенка стены. Ничего необычного, но у меня такое чувство, будто я приземлилась на Луне.

– Ну, хватит уже, Магеллан. – Генри берется за спинку кресла. – Для первого раза достаточно.

Он возвращает меня в палату и подкатывает к постели.

– Готова?

Я киваю и собираюсь с духом. Я уже знаю, что будет больно.

Генри подхватывает меня на руки и опускает на кровать. Потом помогает выпрямить ноги. Бережно укрывает меня одеялом.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он.

– Хорошо, – говорю я. – Хорошо.

На самом деле мне хочется плакать. Рыдать горючими слезами. Только что я двигалась, жила и смотрела. Я сидела в коридоре и наблюдала за окружающими. А теперь я снова вынуждена лечь в эту постель.

– Дина сменит меня где-то через час, – сообщает Генри. – Она проследит, чтобы с тобой все было в порядке. А я скажу доктору Винтерс, что опыт с креслом прошел вполне удачно.

Он поворачивается и идет к двери.

– Спасибо, – говорю я ему вслед.

– Рад был помочь, – улыбается он. – Увидимся… то есть, если ты еще не будешь спать, – он смущенно отводит взгляд.

– Конечно, – улыбаюсь я в ответ.

Похоже, мы оба надеемся на эту встречу.

Генри уходит, а я включаю телевизор в надежде увидеть что-нибудь интересное. Потом в палату заглядывает Дина. Вот, собственно, и все мои развлечения.

Наконец, чтобы хоть немного скоротать время, я решаю поспать.

Просыпаюсь я только в половине седьмого, когда в палату заходит Габби с пиццей в руке и стопкой журналов под мышкой.

– Ну ты и храпишь, – смеется она. – Я услышала тебя с другого конца коридора.

– Кто бы говорил. В прошлый раз, когда ты здесь ночевала, ты своим храпом перепугала Генри.

– А кто такой Генри?

– Да так, никто. Просто медбрат.

Я говорю это с видимой беспечностью, но Габби так просто не обманешь. Она внимательно смотрит на меня.

– Просто медбрат, – повторяю я. – Ничего особенного.

И тут же прячу лицо в ладонях.

– Господи, я умудрилась влюбиться в парня, который работает моей ночной сиделкой!

Итак, моя беременность составляет одиннадцать недель. Ребенок здоров. Да и в целом все выглядит как нельзя лучше. Доктор Тереза Уинтроп заверила меня, что я не единственная в ее практике женщина, которая так долго не замечала собственную беременность. Признаться, после ее слов мне стало чуточку легче.

– Не хочешь пообедать? – спрашивает Габби, когда мы возвращаемся к машине. – В офисе мне надо быть где-то через час.

– Поедем лучше домой, – говорю я, – а то Шарлемань описает все, что только можно.