Тейлор Дженкинс Рейд - Возможно, в другой жизни [litres]

Я многое вынесла из прошлого опыта и знаю, что никогда уже не поведу себя так, как повела в истории с Майклом.

– Прощай, Марк. – Я не собираюсь продолжать эту беседу. – Я скажу Габби, что ты оставил ей дом.

Я закрываю за собой дверь и слышу, как отъезжает его машина.

Неважно, намеренно мы совершили что-то или нет – в любом случае нам придется держать ответ за свои поступки. Каждый день мы принимаем решения, серьезные и не очень, и у этих решений есть следствия, с которыми нам рано или поздно предстоит разбираться. Отказываясь от такой ответственности, мы пускаем на самотек собственную жизнь.

Я возвращаюсь в дом и вижу, что Габби все еще лежит на полу. Она молча смотрит в потолок, по щекам у нее текут слезы.

– Даже не думала, что боль может быть такой сильной, – говорит она. – А ведь потом, наверно, станет еще хуже…

Я наклоняюсь, пытаясь дотянуться руками до пола. Мне хочется лечь рядом с ней, но тело плохо слушается меня, и я просто падаю вниз. Больно, что и говорить, но об этом я подумаю позже.

– Я люблю тебя, – говорю я Габби, – и я в тебя верю. Верю в Габби Хадсон. Я знаю, нет ничего, что было бы тебе не по силам.

Она признательно смотрит на меня, но слезы все также текут у нее по щекам.

– Сожми мою руку. – Я беру ее ладошку в свои. – Если станет так больно, что уже нельзя терпеть, просто сожми мою руку.

Так она и делает. А я думаю о том, что прожила свою жизнь не зря, если мне удалось хоть чуточку уменьшить ее боль.

И в Лондон я не поеду. Останусь здесь.

Все потому, что я нашла свой дом. Это не Лондон, не Нью-Йорк и даже не Лос-Анджелес.

Это Габби.

Вечером мы с Габби решаем вывести Шарлемань на прогулку. Поначалу мы просто хотели пройтись по кварталу, но Габби сказала, что имеет смысл выбраться куда-нибудь еще. В результате мы садимся в машину и едем к городскому Музею искусств.

Габби говорит, там сейчас какая-то необычная инсталляция, на которую стоит взглянуть именно в темноте. По пути мы останавливаемся у кафе и покупаем себе чай. Я беру травяной. Габби где-то прочитала, что беременным нельзя кофеин, а она может быть очень убедительной.

Неподалеку от музея мы выбираемся из машины и неспешно шагаем к выставке. Шарлемань семенит рядом на поводке.

Габби не хочется говорить про Марка, а у меня нет ни малейшего желания обсуждать будущего ребенка. Они и без того в последнее время не сходят у нас с языка. Вместо этого мы решаем вспомнить школьные годы.

– А помнишь, как в старших классах ты без памяти влюбилась в Уилла Андервуда? – с лукавой улыбкой замечает Габби.

Что правда, то правда. Я действительно потеряла тогда голову. Но Габби хорошо известно, что при одном упоминании об этом я сгораю со стыда.

Уилл был старше меня на пару лет, но встречался исключительно с моими ровесницами. По правде говоря, это выставляло его не в лучшем свете, но в то время мне было плевать. Мне ужасно хотелось стать одной из тех «цыпочек», на которых он обращал свое благосклонное внимание.

– Что ж, я всегда отличалась плохим вкусом, – говорю я со смешком. – Достаточно вспомнить отца моего ребенка.

– Итан был не так уж плох, – возражает Габби. – Хватило же у тебя ума закрутить с ним когда-то.

– И что из этого вышло? – напоминаю я ей.

– Да и у меня с выбором мужчин не все в порядке, – вздыхает Габби.

Похоже, мы снова вернулись к нашим излюбленным темам. Ну да ладно. Главное, чтобы нашелся тот, кто охотно тебя выслушает.

Шарлемань пристраивается у дерева, а потом пытается зарыть «улики», разворошив газон.

– Нельзя, – говорит ей Габби, которая терпеть не может испорченных газонов.

Шарлемань преданно смотрит на нее.

– Умница, – одобрительно кивает Габби. – Даже не думала, что собаки могут быть такими смышлеными.

– Ну, не так уж она и умна, – смеюсь я. – Не далее как сегодня днем она с разбегу врезалась в стену. Просто ты любишь ее, вот и считаешь этаким совершенством.

– Нет, – качает головой Габби, – она и правда смышленая. Достаточно посмотреть ей в глаза, чтобы понять это. Даже не знаю, как я жила столько времени без собаки. У Марка просто талант портить все хорошее.

Конечно, Марк – не такой уж злодей, но к чему спорить с Габби? В ее ситуации нет ничего лучше здоровой злости.

– Когда-то ты умела разбираться в мужчинах, – говорю я ей. – Помнишь, как в старших классах ты была влюблена в Джесса Флинта?

– Бог ты мой, – смеется Габби. – Джесс Флинт! Разве такое забудешь? Мужчина моей мечты. Ни до, ни после я не встречала парня красивее его.

– Да ладно! С его-то росточком! Был ли он хоть чуточку выше тебя?

– А как же, – кивает Габби. – На целый дюйм. И красавчик, глаз не отвести. Мы даже сходили с ним разок на свидание. А потом опять появилась эта Джессика Кампос, и кончилось все тем, что они поженились.

– Почему бы тебе не позвонить ему?

– И что я скажу? «Привет, Джесс. Мой брак распался, и мне тут вспомнилось, как мы ходили на свидание, когда нам было по семнадцать. Кстати, как поживает Джессика?»

– Да они развелись года два назад.

– Что? – Габби замирает на месте. – Почему я об этом ничего не знаю?

– Я видела на Фейсбуке. Думала, ты тоже.

– Так они развелись?

– Да. Теперь у вас точно есть общая тема для беседы.

– Знаешь, хочу тебе кое в чем признаться, – говорит Габби.

– В чем же?

– Я думала про Джесса в день своей свадьбы. Ну не дурочка ли? Пока мы с Марком шли к алтарю, в голове у меня крутились мысли: Джесс Флинт уже женат. Значит, тебе не суждено быть рядом с ним. Так мне проще было смириться с собственным решением. Я и правда думала, что Марк – лучший из доступных мне вариантов.

Тут меня разбирает смех.

– Такое чувство, будто ты хотела купить мюсли, но прямо перед тобой взяли последнюю пачку. Остались только овсяные хлопья. И ты сказала себе: «Ну и ладно. Значит, именно это мне и суждено было купить».

– Марк – он как пачка овсяных хлопьев, – на полном серьезе кивает Габби. – Такой же простой и без прикрас.

– Ладно, – вздыхаю я. – Не исключено, что в один прекрасный день ты осмелишься позвонить Мистеру Мюсли.

– Вот прямо так?

– Прямо так, – киваю я.

С минуту мы шагаем молча. Потом впереди проступает цепочка ярких огней.

– Вот инсталляция, про которую я тебе говорила, – кивает Габби.

Мы останавливаемся на противоположной стороне улицы, чтобы я могла как следует все рассмотреть.

Передо мной выстроились рядами старомодные уличные фонари – такие сейчас увидишь разве что на киностудии. По правде говоря, замысел автора остается для меня загадкой. Но зрелище в целом очень впечатляющее. Так почему бы просто не полюбоваться экспозицией, вместо того чтобы выискивать в ней скрытый подтекст?