Люсинда Райли - Семь сестер [litres]

– О мой бог! – невольно вырвалось у меня.

– Что такое?

– Взгляните! – Я показала на кулон, а мои пальцы инстинктивно сжали лунный камень на шее.

Флориано внимательно изучил фотографию, потом перевел взгляд на меня.

– Вы правы, Майя. По-моему, это одна и та же вещь.

– Наверное, именно поэтому Яра и отдала мне письма. Она сказала, что сразу же узнала кулон.

– Словом, вы наконец поверили в то, что связаны родственными узами с семейством Айрис Кабрал, да? – Флориано посмотрел на меня с обнадеживающей улыбкой.

– Теперь да, – впервые подтвердила я свое родство вслух. – Столь вещественным доказательством невозможно пренебречь.

– Рады?

– Рада, но…

Я отложила фотографии в сторону и тяжело вздохнула. Флориано закурил сигарету и молча стал разглядывать меня.

– Что «но»? – спросил он после некоторой паузы.

– Она бросила в Париже человека, которого любила всем сердцем и душой, вернулась к себе на родину и вышла замуж за мужчину, которого совсем не любила. Все это очень печально.

– О, да вы, как я погляжу, романтик в душе, Майя.

– Никакой я не романтик. Но трудно оставаться безучастной, когда читаешь письма Изабеллы к Лоен, в которых она делится с верной подружкой детства своими чувствами к Лорену Бройли. Вы это скоро сами прочувствуете.

– Надеюсь, вы не заставите меня ждать слишком долго.

– Конечно, не заставлю. Хотя, кто знает… Может, со стороны Изабеллы это была всего лишь мимолетная страсть, такое временное помрачнение рассудка и ничего более.

– И такой вариант тоже не исключен, – согласился со мной Флориано. – Но если бы это было так, то тогда почему ваш отец отдал вам этот кусочек мыльного камня в качестве путеводной нити на тот случай, если вы захотите распутать свою историю до самого конца? Ведь было бы гораздо проще просто приложить фотографию Изабеллы и ее мужа.

– Сама не знаю, почему он так сделал, – вздохнула я. – И боюсь, эту загадку мне уже никогда не разгадать. Ведь после октября 1928 года, то есть с тех самых пор, как Изабелла покинула Париж и вернулась к себе в Рио, писем больше не было. По всему получается, что она вышла замуж за Густаво и на этом успокоилась.

– В отличие от вас, я думаю, что наша история на этом не заканчивается . – Флориано протянул мне еще одну фотокопию. – Этот снимок сделан в январе 1929 года. А рядом текст, из которого следует, что на фотографии изображен гипсовый слепок головы Христа, который доставили в Бразилию из Франции. А вот этот диковинный предмет рядом с головой – это гигантских размеров ладонь руки Спасителя. Заметьте, на фотографии двое мужчин. В одном я узнал Эйтора Леви, руководителя строительных работ по воздвижению памятника Христу. А теперь повнимательнее приглядитесь ко второму мужчине.

Для большей наглядности Флориано ткнул пальцем в крохотную фигурку человека.

Я стала вглядываться в черты его лица. Мужчина стоял, небрежно прислонившись к руке Христа.

– Боже мой! Так ведь это же Лорен Бройли.

– Именно он. Собственной персоной, так сказать.

– Значит, он был здесь, в Рио?

– Выходит, что да. Полагаю, цель его поездки, во всяком случае, официальная – сопровождать груз из Франции.

– Вполне возможно, он даже встречался с Изабеллой. Как думаете?

– Как историк, я бы не стал торопиться с окончательными выводами. Ведь пока нам наверняка известно лишь о чувствах Изабеллы к Лорену, – напомнил мне Флориано. – А вот что касается чувств уже самого Лорена к ней, то мы лишь можем догадываться на сей счет.

– Вы правы. Но в своих письмах к Лоен Изабелла много рассказывает, как часами позировала в художественной мастерской Поля Ландовски для той скульптуры, которая сегодня украшает сад виллы Каса дас Оркуидеас. А еще она пишет о том, что Лорен умолял ее остаться вместе с ним во Франции, не возвращаться назад, на родину. Вдруг он специально приехал в Бразилию ради нее? Но как нам узнать, встречались ли они здесь, в Рио?

– А мы зададим этот вопрос вашей приятельнице, служанке Яре, – с самым невозмутимым видом ответил Флориано. – Коль скоро она отдала вам эти письма, то, следовательно, по каким-то, только ей известным причинам она хочет, чтобы вы в конце концов докопались до всей правды.

– Но она же до смерти боится своей хозяйки. Отдать письма – это одно дело, но начинать вести разговоры о том, что еще ей известно о моих родственниках, – это совсем другое.

– Майя, к черту ваши упаднические настроения! – снова обрушился на меня Флориано. – Эта женщина доверяет вам настолько, что решилась расстаться с письмами, которые оставила ей на память ее мать. Разве этого мало? А сейчас, с вашего позволения, вернемся к вам в отель, и я приступлю к чтению этих писем.

– Ладно, – согласилась я.

Пока Флориано сидел в моем номере и читал письма Изабеллы, я снова отправилась на пляж Ипанема и с удовольствием искупалась в бурных волнах Атлантического океана. Обсыхая на солнце после купания, я размышляла о том, что Флориано, скорее всего, прав. Я не должна отступать. Надо довести свое расследование до конца. Иначе зачем было тащиться на другой конец света? Должна же я наконец узнать всю правду о своей настоящей семье. Но вдруг меня стали одолевать непонятные страхи.

Нежась на теплом песке, я пыталась понять, откуда они взялись. Вполне возможно, мое нежелание продолжать копаться во всей этой истории связано с тем, что чем дальше мы продвигаемся в наших расследованиях, тем ближе финал, когда мне станут наконец известны имена моих настоящих родителей. Понятия не имею, живы они или нет. Как не имею ни малейшего понятия и о том, почему Па Солт сознательно подсказал мне, в каком направлении стоит двигаться в процессе поисков. А в результате я окунулась в прошлое гораздо глубже, чем мне это, по логике вещей, было необходимо.

И почему сеньора Карвальо настроена так воинственно? Почему наотрез отказывается признать, что у ее дочери был ребенок? Ведь та молодая женщина вполне могла быть моей матерью…

И снова я вспомнила слова, выгравированные отцом на армиллярной сфере.

Нет, я не могу поддаться страхам и не должна бежать прочь.

– Согласны снова прокатиться со мной на виллу Каса дас Оркуидеас, чтобы встретиться с Ярой и попытаться разговорить ее? – спросила я Флориано по возвращении с пляжа.

– Буду счастлив, – ответил он, не отрываясь от чтения очередного письма. – Скоро закончу. Мне тут осталась всего лишь пара писем.

– Тогда я пока пойду, приму душ.

– Хорошо.

Я скрылась за дверью ванной комнаты, разделась и вошла в душевую кабинку, но острое чувство неловкости от того, что Флориано сидит за дверью в соседней комнате, не покидало меня. В конце концов, еще каких-то два дня тому назад он был для меня совершенно чужим человеком. Однако его раскованность, свободная манера общения и обходительность сделали свое дело. Мне стало казаться, что этого человека я знаю целую вечность.