Евгений Князев - Золото имеет привкус свинца

По колымскому опыту выживания в вечной мерзлоте полярной тундры Лютый понял, что его тело замерзает, и он мгновенно очнулся. Женщины и ребенок мирно спали. Пароход все еще находился на плаву и слегка покачивался, ветер и волнение заметно стихло, но вот сильный скрежет, который раздавался снаружи, очевидно, и был причиной пробуждения зэка. Мужчина с трудом поднял и начал тормошить, уснувших вечным сном, женщин. Они что-то мычали, отмахивались руками, но Виктор не переставал хлопать их по щекам и теребить за плечи.

— Да просыпайтесь же вы, мать вашу, иначе замерзнете и не проснетесь.

Первой очнулась Валентина.

— Ой, Витюша, какой мне хороший, сладкий сон приснился, будто бы мы с тобой…

— Ладно, любимая, потом расскажешь, срочно буди Анну с дочкой, разувайтесь и кладите ноги друг — дружке на голые животы — это первое средство от переохлаждения и обмораживания. А я посмотрю, что там, наверху делается, слышишь скрежет металла, кажется, мы на рифы наскочили, если это так то есть надежда, что не утонем, видно, господь бог сжалился над невинным дитем и выбросил наше корыто на один из пустынных океанских островов.

Лютый, старым способом, кряхтя и охая, взобрался по кровати наверх, и выглянул в открытый иллюминатор. Его взору открылась великолепная картина морского пейзажа. Все вокруг замерло в ожидании рассвета. На востоке чуть высветилась полоска зари, и первые оранжевые лучи солнца выдернули из тьмы причудливые силуэты острых пирамидальных вершин гор, упирающихся в черное, покрытое россыпями сверкающих, словно бриллианты, звезд и опоясанное ожерельями миллиардов созвездий и галактик, бездонное небо.

Виктор прищурился и с замирающим сердцем разглядел на горизонте красный и зеленый, а чуть выше, посередине белый — топовый огонь, приближающегося судна. Огоньки, то скрывались за валами накатывающейся океанской мертвой зыби, то, как маяки спасения, вспыхивали снова, все ярче и ярче. Лютый спрыгнул вниз, щелкнул зажигалкой, пошарил рукой и из обломков разбитого холодильника извлек нетронутую бутылку водки, содержимое которой он вылил на самодельный факел, который он наспех соорудил из ножки стула, обмотав ее грязной простыней. Из последних сил, срывая ногти, он добрался до иллюминатора, поджег факел и, с нечеловеческими воплями, напоминающими восторг и отчаяние первобытного человека, впервые добывшего огонь, начал им размахивать, пытаясь привлечь внимание вахты, на идущем полным ходом, судне.

«Ангару» на «костгарде» заметили по радару еще в полночь. Капитан катера береговой охраны, Чарли Стоун, получив сигнал «SOS», определил по локатору положение терпящего бедствия судна на морской карте и, подвернув всего, на пять градусов, пошел новым курсом NNE, где по его расчетам и находился русский пароход. Он понимал, что экипаж давно покинул борт судна из-за страха затопления, и сейчас, оставшиеся в живых «счастливчики» где-то замерзают в шлюпках, плотах и жилетах посреди огромного Тихого океана, а наполовину затопленный пароход, либо пошел ко дну, либо, по воле случая, во время разыгравшегося накануне шторма, был выброшен на прибрежные скалы одного из островов Алеутской гряды.

А час тому назад они подобрали в море спасательный плот, в котором находился в беспамятном состоянии один человек в промокшей кожаной куртке. Сонная артерия моряка еще отстукивала едва слышимые удары сердца. Ему дали глотнуть из литровой бутылки чистый «Виски», и когда обмороженный и чуть шевелящий конечностями моряк на минуту очнулся, командиру «костгарда» удалось выяснилось, что это капитан потопленного морскими пиратами того самого русского судна, что сейчас маячило зеленым фосфорисцентным пятнышком на экране локатора.

Кто мог напасть на беззащитное торговое судна, здесь в водах Тихого океана, где каждый квадрат был под пристальным наблюдением американских «костгардов», оставалось загадкой для Чарли Стоуна, но, на всякий случай, он дал срочную радиограмму своему шефу в штаб-квартиру, расположенную в американском Портленде.

В бинокль Чарли уже мог разглядеть черную тушу крупнотоннажного морского судна, лежащего правым бортом на острых черных камнях, подставив изъеденное ржавчиной днище первым лучам, восходящего на синем горизонте, солнца. Безмолвная громадина, похожая на мертвого, выбросившегося на сушу кашалота, чуть покачивалась и поэтому пришвартоваться к ней для опытного моряка, каким был Чарли по кличке — «крейзи — сил» — сумасшедший тюлень, не составляло особого труда.

Но вот в черном проеме одного из иллюминаторов поверженного судна вспыхнул слабый огонек, словно кто-то в темноте зажег спичку, осветившую часть, выкрашенной белой краской рубку, на крыле которой еле различимо проявилось название судна.

— «Ангара» — прочитал Чарли латинский шрифт. Он довольно неплохо знал русский язык по причине частых разборок с российскими рыболовецкими судами, живущими браконьерством в закрытой, богатой лососем, американской зоне и потому решительно настроился на долгий разговор.

— Эй, на палубе, — крикнул он своим матросам в ярко красных куртках, — приготовить спасательную шлюпку. — Его волосатая рука уверенно легла на отполированный годами штурвал из красного дерева, второй рукой он дал задний ход, передав никелированными манипуляторами, реверс на два мощных двигателя фирмы «Дженерал моторс» да так, что легкое судно резко остановилось, зарывшись форштевнем в волну и, как хороший строевик, развернулось вокруг своей оси лагом, к катящейся с океана, мертвой зыби.

Из иллюминатора «Ангары» высунулось черное, небритое лицо человека в овчинной шапке-ушанке, больше напоминающее оторопевшему капитану «костгарда» русского партизана времен Второй мировой войны. Такими картинками с изображением диких русских головорезов, пестрели журналы и комиксы, которые с живым интересом перелистывал маленький Чарли в далеком детстве, в небольшом домике своего отца — полицейского Сан-Франциско, погибшего от рук «русской мафии».

Человек, высунувшись по пояс из иллюминатора, неистово махал дымящимся факелом и что-то по-звериному орал, указывая во внутрь корабля. Из криков Чарли понял, что на полузатопленном судне находятся еще две женщины и ребенок. «Только эти русские могут перевозить на транспорте женщин и детей» — подумал он с досадой, предчувствуя, что неприятности только начинаются.

— Не забудьте прихватить с собой «кольты» — крикнул он из рубки своим морякам, спускающимся по шторм — трапу на резиновую лодку с мощным подвесным мотором «Ямаха», который, взревев всем своим «стадом» из трехсот «лошадей», помчал команду американского сторожевика к, терпящему бедствие, судну.