Евгений Князев - Красный пассажир

Абдула метнул гневный взгляд из — под черных и широких бровей, затем тихо и почти дружелюбно произнес.

— Я могу со своими связаться, это для меня вопрос жизни и смерти.

— Выйдем из Сангарского пролива, можешь дать своим авторитетам «шифровку», — Смагин усмехнулся, — только навряд ли это что-то изменит, уж очень криминальный у вас бизнес, братаны.

— Это наше дело, начальник, но тебе ведь тоже не сдобровать. — Абдула холодным взглядом осмотрел Смагина, уж больно ты уверен в себе, не ты ли случайно стуканул ментам о нашем грузе.

Смагин подошел вплотную к маленькому кавказцу и, крепко ухватив за норковый воротник, притянул его к себе.

— С вами, гнидами, я вообще никогда дел не имел и больше иметь не буду, если бы не кореш, вас бы с оружием накрыли прямо на Шикотане, откуда, очевидно и поступила информация, и не твоя забота, как я выкручусь, спасай свою шкуру, пока я добрый.

Игорь блефовал на полную катушку и понимал, что только такой напор поможет кавказцу поверить в происходящее. По выражению лица Абдулы он догадывался, что недалекий, но опытный бандит, пока верит ему, и избавится от него до прихода во Владивосток, сейчас была задача номер один. Следующим этапом нужно было срочно доложить руководству пароходства о происшествии, а затем созвониться со Стоцким по домашнему телефону. Александр обещал уладить дела с оформлением машин еще на утренних переговорах, но тогда никто не предполагал, что вместе с иномарками на красном пассажире прибудет «груз 200».

Ночь постепенно уступало место прекрасному новому дню. На востоке слегка порозовели перистые облака и вершины красных, изогнутых в японском стиле, крыш маленьких домов на крутых сопках Хоккайдо загорелись, переливаясь отражениями бумажных драконов и летающих змей в темной воде залива. Первые пассажиры высыпали на шлюпочную палубу и с удивлением рассматривали город, который находился сразу за воротами порта, освещенный еще не погасшими рекламными щитами и яркими вывесками.

К Смагину тихо, словно боясь спугнуть видение, подошла Катерина.

— Что это, где мы, Игорь Львович?

— Да ты девушка все проспала, уже отчаливаем, всю ночь в Японском порту простояли и ни один пассажир даже не вышел из каюты ради любопытства, — Игорь потеребил Катюху за накрахмаленный воротничок белоснежной блузки, — спроси у Серого он тебе все популярно объяснит, а теперь все, курс на Владивосток.

— А что это нам грузят? — не успокаивалась дневальная, наблюдая, как боцман на двух строплентах поднимает судовым краном продолговатый ящик из красного дерева похожий на большой пенал.

— А это то, любознательная ты наша, что принадлежит Российской земле и доставить мы это должны по назначению.

Смагин сложил руки рупором и крикнул боцману:

— Иваныч, груз срочно в морозильную камеру и через десять минут снимаемся. — Он еще раз с тоской осмотрел, открывшийся перед ним шумный город, утопающий в розовом тумане цветущей сакуры и нарастающем гуле проснувшегося гиганта и, не глядя по сторонам, поспешил в свою каюту. Предстояло так много обдумать и проанализировать за этот рейс, да и всю свою предшествующую жизнь.

В кабинете заместителя начальника Управления пароходства по эксплуатации сидели трое мужчин. Они курили сигареты, непринужденно болтали и иногда прикладывались к стоящим перед ними объемным бокалам, наполненными искрящимся напитком коричневого цвета. Они пили дорогой двадцатилетней выдержки армянский коньяк, который принес один из присутствующих, элегантный, лет сорока пяти статный мужчина, с легкой проседью в густых смоляных волосах и гладким холеным лицом, на котором выделялись большие коровьи глаза, обозначенные густыми, стреловидными бровями.

Его костюм из английской шерсти ладно сидел на плотной, спортивного вида фигуре. Это был капитан одного из крупнейших рефрижераторных судов управления Калинкин Михаил Ильич. Напротив, развалившись в мягком кожаном кресле с постоянной улыбкой на плоском, монгольского типа лице, восседал начальник Охотоморской экспедиции Геннадий Израилевич Пегай, или просто «чукча», как любезно его величали сослуживцы. Он аккуратно, двумя толстыми пальцами руки брал очередной ломтик соленой, ярко красной нерки и ловко забрасывал его в смеющийся рот. Так морские котики и тюлени играючи глотают пойманную рыбу и, насытившись, покачиваются на поверхности воды брюхом вверх, сложив ласты на груди, покрытой блестящей шерсткой.

Пегай только что выпил рюмку коньяку и, смачно отрыгнув, незаметно вытер руки о край белоснежной скатерки. Затем закурил «Приму» и обратился к Стоцкому со вступительной речью.-

— Однако, Александр Иванович, твоего начальника рейса, как его, Смагина, необходимо наказать. Ведь он так и не забрал меня из экспедиции, а срочно снялся на юг, и мне пришлось добираться домой на самолете через Магадан за свой счет.

Стоцкий оторвал взгляд от бумаг и, язвительно улыбнувшись, сказал:

— А скажи-ка мне, дорогой Геннадий Израилевич, в кои — то годы гора ходила к Магомету. Ты ведь сам спокойно мог добраться до пассажира на любом сейнере, так нет, тебе подавай лайнер к самому крыльцу. Кстати, Смагин мне доложил об этом случае, и я его поддерживаю, там и так перебор с пассажирами и он рисковать не мог, тем более в такой сложной ледовой обстановке. — Стоцкий раздражительно бросил пачку диспетчерских донесений за сутки на лакированный стол рядом с кучей радиограмм с судов, среди которых он уже выделил две самые важные с пассажира «Любовь Орлова».

В одной из них Смагин сообщал, что произвел непредвиденный заход в японский порт Хокодате, а во второй о неожиданной смерти пассажирки во время родов. Он перевел свой взгляд на зашторенное окно, откуда сквозь узкие прогалины уже просачивались сумерки. Рабочий день давно закончился, и в коридорах управления было тихо, словно в приемном покое деревенской больницы. Александра сейчас не интересовал ни Калинкин, который просил своему судну заход в порт Кобе на обратном пути из Бристоля, ни его приятель Пегай, русский кореец, бывший однокурсник Саши Стоцкого в известном рыбном институте Владивостока. Не будь его, Александра, в свое время стремительно поднявшегося по служебной лестнице, сидел бы этот Пегай где-нибудь в прокуренной диспетчерской, считая часы до окончания смены, когда ему дадут возможность, не украдкой из-под стола, а вполне легально опохмелиться после очередной пьянки. Он снял очки и укоризненно посмотрел на Пегая.

— И ты туда же, Гена, за машиной собрался?

— А что я хуже других, люди уже по две-три тачки притащили, а я за них отдуваюсь в охотоморье. Это вам не на пассажирах пьяных рыбачков возить, да с дневальными шуры-муры водить, а у меня производство, план, сотни судов в распоряжении.