Александр Архипов - Истина Платона

Сознание не потерял, но в ушах неприятно звенело. Болели рёбра справа и колено правой ноги. Штанина быстро пропитывалась кровью. Возле меня уже сопел от возбуждения Платон:

— Ты как, командир? Ты не волнуйся, у нас ишак есть, довезёт, — успокаивал меня старшина, подтаскивая Мехмета, не заметив, что от волнения перешёл на «ты».

— Не скажу, что нормально, но двигаться, надеюсь, смогу, — ответил я, вспарывая ножом штанину. — Давай перевяжемся.

Платон отвязал от себя «языка», завёл ему руки за спину, связал их, стянув удавкой, как Боцман научил, и рывком поставил на колени. Мехмет дёрнулся, глухо застонал и взмолился перед Платоном:

— Брат, совсем болна… руки совсем немой…

— Ишак тебе брат! — огрызнулся Платон. — Ты не в сказку попал, дух.

Я достал маленькую аптечку, наощупь нашёл шприц — тюбик Промедола и, не раздумывая, всадил дозу в правое бедро. Жить стало веселей. Платон пожалел мои штаны и не стал превращать их в элегантные шорты. Аккуратно, насколько мог, надрезал штанину вокруг колена и, обработав рваную рану, забинтовал. По тому, как профессионально он это делал, было видно — парень не первый день на войне. Но время поджимало, нужно было двигаться вперёд. Я попытался встать. Получилось. А вот идти, а тем более прыгать с камня на камень, не очень.

— Слышь, борода, сколько ещё идти? Километров… часов? — спросил у Мехмета Платон, занося над его головой флягу с водой.

— От сухой водопад… мало идти. От водопад совсем мало и кишлак внизу, — оживился Мехмет, открывая «воронку» для воды в своей всклокоченной бороде.

— Командир, предлагаю вам здесь остаться с этим бабаём, а я быстро сбегаю посмотрю. Чего себя мучать и рисковать шею свернуть. Мне его к вам привязать или так оставить? А потом на этом ишаке быстро к нашим спустимся.

Платон был прав, я — не ходок. Достав из планшета кальку-схему кишлака, я отдал её старшине, сказав:

— Давай, Лёха. А мы пока с Мехметом за жизнь потолкуем.

Уже через пять — семь минут Платон исчез из вида, выбравшись из каменного потока «сухого водопада». Промедол (антишоковый обезболивающий препарат наркотического действия) сделал своё дело: голова, нога и рёбра практически не болели, а только напоминали, что они ещё есть. Жаль, конечно, что так всё получилось. Понятно, что жаль было не сломанных рёбер, хотя вроде не чужие, жаль было, что не дошёл и сам не увидел. Конечно, Платону я доверял и мнение его ценил, но командир — я. Мне принимать решение, от которого, прежде всего, зависят жизни моих пацанов и выполнение поставленной задачи. А о чём это говорит? А это, товарищ майор, говорит о том, что на обувке не экономят!

Яркое послеобеденное горное солнце мягко грело, Промедол расслаблял мышцы и сознание. Метрах в трёх от меня на земле сидел, вытянув ноги и уронив свою лысую бородатую голову на грудь, Мехмет. Спит? Платон так и оставил связанными ему руки. Недалеко «цокнул» петушок кеклика-горной куропатки. Через несколько секунд пискнула самочка. «Ревнивый. Далеко не отпускает» — мелькнуло в мыслях. Медленно тянулось время. Веки тяжелели и не было сил этому противится. Наркотик в крови мешал сосредоточиться. Казалось, солнце стоит на месте, воздух превратился в кисель, а звуки…

Резкая боль, преодолевая действие обезболивающего укола, пронзила левый бок. Инстинктивно руки «отработали от себя», мозг включился, глаза распахнулись. На меня навалился всей своей массой Мехмет. В моём левом боку торчала рукоятка ножа. Его обе руки вцепились и тянули на себя мой АКС, а сам он, выпучив налитые кровью глаза, орал:

— Это я ишак? Бешеные русские собаки! Я университет в Ашхабаде закончил! Археологический…

— Так ты — интеллигент! Акцент где? Сука! — скрипнул зубами я.

Уперев здоровое колено ему в живот и чуть отодвинув его корпус, я ударом локтя в голову сбил его с себя. Дух оказался ловким и подготовленным, слетая с меня, он успел вытащить из меня свой нож и сделал молниеносный выпад. Я успел среагировать, но не очень удачно. Клинок, острым, как бритва лезвием, полоснул по моему лбу, чуть выше бровей. Моментально открылась рана во весь лоб. Ещё секунда — и от заливающей глаза крови я ничего не увижу. Пока могу различить его силуэт, передёргиваю затвор АКС. Вдруг слышу разрезающий воздух шипящий звук и через красный фильтр заливающей глаза крови, вижу, как Мехмет дёргает головой и падает мордой на камни. В горячке вытираю рукавом глаза. Платон. Подошёл ко мне, отвёл мои руки с автоматом в сторону и осторожно посадил, прислонив к валуну.

— Я сейчас, командир, я сейчас, — шептал он, — дело у меня одно осталось.

Он подошел к лежащему Мехмету и накинул ему на шею удавку…

— Не попадёшь, тварь, в свой душманский рай…

Спускались мы быстрее, чем поднимались. Во всяком случае, так мне казалось после второго укола промедола. Конечно, я немного висел на мокром от пота плече Платона, и он отобрал у меня АКС и запасные магазины. Шли без остановок и перекуров. Нет, мы не опаздывали. Просто у нас закончились бинты. Кровушка хлестала из трёх моих дырок, а остановить её было нечем, и надо было успеть.

— Командир, все подробно внизу расскажу, но, похоже, духов там сотни полторы. И это то, что я разглядел. Не суетятся, видно думают, что бояться им некого.

— Добро. Доползти бы. Слышь, Лёх, — начал рассуждать я, — а ведь наш Мехметка-то не простой был басмач. На русском шпарил, как на своём. Говорил, что не ишак. И меня убивать не собирался.

— Как это? — удивился Платон.

— А так! Он мог мне свободно горло перерезать, а не стал. Сунул нож в бочину, в мышцы. Думал, от шока я замешкаюсь, контроль потеряю… А я-то под промедолом! Лишней дыркой не испугаешь. Всё равно ни хрена не чувствую… В меня можно было ещё парочку… Слушай, а правильно идём?

— Правильно, командир. А нож у него откуда? — спросил Платон.

— А это нужно спросить у тех, кто его вязал, Платон. Хреново обыскивали. Он же хотел меня в плен взять. Меня! Лёха… Представляешь, сколько бы бабулек ему за целого майора спецназа отвалили?

— Уже не отвалят. Им сейчас Шайтан занимается, — мрачно попробовал пошутить Платон.

— Слушай Платон, ты же Мехмету камнем в голову зарядил? — почему-то решил выяснить я, остановившись из-за съехавшего с носка кроссовка. Из-под повязки на колене тонкой струйкой текла кровушка, пропитывая шерстяной носок. В кроссовке хлюпало, а через носки красными «первомайскими» пузырями выходил воздух.

— Ну да. Стрелять то нельзя было, вот я и… — затягивая посильнее шнурок на моей обувке, что-то такое бубнил старшина.

— Не понял. А ножом почему? Расстояние-то всего ничего. Я же видел, как ты нож в мишень бросал, — не унимался я с расспросами. Я отчётливо понимал, что этот взрослый мальчик спас мне жизнь. И мне просто хотелось прояснить — почему, чёрт возьми, именно таким способом?