Константин Ханькан - Кэлками. Том 1

Подошел Кэлками, судья пожал ему руку и вручил рукавицы.

— Вон за нартами привязан белый олень, забирай его и уводи, — сказал Тимуён, показав рукой на молодого белого оленя.

— Бачиба… (Спасибо), — поклонился Кэлками.

— Похлопайте руками, как в конторе хлопают, — сказал Яков Гэрэю, стоящий возле Тимуёна. Быстро сняв рукавицы, все дружно захлопали.

— Второй приз, тоже олень, достается бригадиру охотничьего звена Илани Антону. Молодец, Антон, молодец, можешь уводить свой приз, мы поздравляем тебя, — говорит Тимуён, пожимая руку охотнику.

— Третье место занял пастух бригады Нямнилкан Гаврил, тоже почетно. Подходи, Гаврил, не скромничай, это тебе не на олене скакать, — смеется Тимуён, пожимая руку Гаврилу и подавая ему шкуру росомахи и кусок шкуры лахтака на подошву. Подошва в тундре вещь дефицитная. Поэтому испокон века пастухи всегда ценили лахтачью шкуру. Надо сказать, что Гаврил и Проня Нямнилканы родные братья и оба работают пастухами.

— Благодаря нартовой упряжке Алгимара, которая провела по маршруту участников состязаний, гонщики удачно прошли путь, поэтому ему тоже полагается подарок, — продолжает Тимуен. И вручил тому совершенно новый плетеный аркан и четыре пачки патронов на мелкашку.

— Так… елкылина ( последний ) у нас Спиридон. Он достойно одолел дистанцию, притом нелегкую. А по традиции подарок присуждается и участнику, занявшему последнее место. И мы не можем отойти от этого, — сказал Тимуён.

— Правильно! Правильно! — загалдели вокруг.

— Спиридон подходи, потом будешь курить. Твой олень превосходно обучен, мы все это видели. Выиграть соревнования непросто, — сказал Тимуён, вручая ему брезентовую камлейку, солнцезащитные очки голубого цвета и пару пачек мелкокалиберных патронов.

Соревнования пастухов и охотников на реке Ирбыке удались. Все остались довольны. После обеда некоторые гонщики стали разъезжаться по своим бригадам. Пастухи из второй бригады и сам бригадир Василий Тюлбат выехали домой ближе к вечеру. Кое-кто из охотников остался ночевать. Кэлками тоже собрался было домой, но Мургани настоял, чтобы они с Акулиной остались до завтра.

— Ну что вы на ночь глядя будете ехать? К тому же и По-ктрэвкан устал, а завтра заодно и разомнешь его, чтобы ноги не болели. Ночуйте, вчера толком не поговорили в суматохе, — сказал Мургани.

— И то правда, в палатке никто нас не ждет. Разве что Ачуркан болеет. Ладно, переночуем, — согласился Кэлками.

— А почему оленя так зовете, Ачуркан? — спросил Мургани.

— Да это самый старый наш олень. Печку с трубами да кастрюли таскает. Росомаха, окаянная, покусала его, будь она неладна. Из-за нее и Утэ наш погиб. Так что неприятностей в маршруте хватило, — проклинал Кэлками, будто этот хитрый зверь находился тут рядом и слышал его упреки.

Мургани, видя, что охотнику тяжело рассказывать про росомаху, перевел тему разговора на другой лад.

— В конце ноября мы добыли медведя. Крупный зрелый зверь шишковал до самых морозов. Снегу совсем мало было. Мы за ним целую неделю наблюдали, думали, худой, бродяжничает. К тому же прямо на стланике спал, хотя берлога уже была вырыта. Перегнав стадо на новое пастбище, пошли на охоту. В любом случае отстрелять его решили. Если за лето медведь не нагулял жира, от морозов ему легче не станет, шум стада услышит и наведается. Такое соседство ничего хорошего не сулит, — рассказывал Павел. — С противоположного берега ручья начали смотреть. Зверя нигде не видно. Неужели ушел, а может, залег? Подошли к тому самому месту, где он на стланике лежал, и под раскидистым кустом ольхи заметили темнеющий вход в берлогу. Вокруг берлоги весь снег вытоптан и легкий иней, густо покрывающий горловину логова, слегка колебался при малейшем дуновении ветра. Сомнений не было, что медведь здесь. Под прикрытием толстых кустов тихонько начали подходить к берлоге. Мы не были уверены, что медведь может выскочить. Но в любом случае он прекрасно слышал наши шаги снаружи. Буквально каких-то пару шагов оставалось до берлоги, когда зверина пулей выскочил наружу и, легко развернувшись на месте, прыгнул в нашу сторону, но, к счастью, угодил грудью в широкую развилину ольхи, которая его и задержала. Мы все одновременно выстрелили. Желтые клыки сомкнулись на мерзлой рогатулине куста, обхватившей мощную шею, а широкая лапа продолжала обнимать коренной ствол ольхи. Испуг пришел позже, когда мы уже добыли медведя, — продолжал рассказывать Мургани. — Мы реально оценили всю опасность допущенного нами легкомыслия. Старики не очень обрадовались нашему трофею. Хотя медведь оказался чрезмерно упитанным, просто припозднился, урожай кедровых шишек богатый нынче был, вот и жировал, не торопясь залечь. К тому же, голубики и шикши тоже было много, вот так-то… — заключил свой рассказ, бригадир. — Кстати, у нас медвежье сало еще есть. Просто сегодня мы запамятовали, а то можно было бы сварить, — спохватился Павел.

— Да ладно, мы сыты. А вообще я люблю медвежатину. Оленина у вас тоже жирная, не хуже медведя, — засмеялся Кэлками.

— Ну ничего, будете уезжать, увезете и медвежатины, — сказал Мургани. Вечерняя еда с чаем затянулась допоздна. То и дело заходили гости. Вот и сейчас, кряхтя, вполз в палатку дед Тыпалар. От еды старик отказался, а попив чаю с бурдуком, поблагодарил Варвару за угощение и удалился в свою палатку.

— Слушай, а ты где будешь в это лето работать? — спросил вдруг Мургани у Кэлками.

— Да я уже думал об этом. До будущего сезона все равно надо где-то поработать. В колхозе могут предложить пойти в транспортное стадо, но я пока не решил, как поступить. Пастушить в транспортной бригаде многие не хотят. Может, потому, что в этом стаде содержатся преимущественно вьючные олени охотников и пряговые олени колхоза, на которых всю зиму возят продовольствие для камешковцев из Оббяка и Гижиги? В той бригаде вольных необученных оленей совсем мало. Их содержат для осеннего убоя, чтобы продать мясо Гижигинскому рыбкоопу. Поэтому и на питание забивают пастухи мало, экономят. Осенью охотники забирают своих оленей, а транспортники — на грузоперевозки, оставшееся поголовье самцов забивается для продажи государству. А зимой снова формируется транспортное стадо. Короче говоря, это временная работа. И людей можно понять, никто не хочет быть временщиком. И я тоже, если даже охотник, — ответил Кэлками Павлу Мургани.

— Слушай, Кэлками, а ты оставайся у меня, поработай до начала охотничьего сезона. Какая тебе разница, где пасти оленей. У меня, наоборот, будет вам лучше. В производственном стаде и поголовье большое, и ограничений нет в отношении убоя на питание. А в транспортном стаде каждый олень на учете. На побережье, где летуют транспортники, единственное преимущество — это рыбалка. На Вархаламе и Гарманде горбуша кишит, и кета оленей на перекатах пугает. Там на каждом ручье мальму на уху можешь взять. Любая еда надоедает, конечно. Однако и в бассейне Омолона пресноводной рыбы хоть пруд пруди. Как и зимой, на своих оленях будешь кочевать с нами, — убеждал Мургани гостя.