Александр Малюгин - Затмить Земфиру

Я не удержался, открыл фотоальбом проб рязановского шедевра. На первой странице лучезарное лицо Леонида Куравлева. Оказывается, претендовал на роль Деточкина. На второй – великий Смоктуновский, чьи-то каракули в верхнем углу: «Утвержден». На следующей – сосредоточенное, как на паспорт, и в этом смысле неожиданное лицо Никулина. Тоже мечтал о роли благородного угонщика.

Заурчал, будто мартовский кот, голубь за окном, послышались чьи-то шаги. Словно со шпаргалками попался – быстро закрыл Рязанова, пододвинул груду Гайдая.

– Чайку не хотите?

– Большое спасибо. Жутко холодно.

– Обычная история. Отопление отключили, а весна забуксовала.

– Забуксовала, – согласился я. – Забуксовала, очень хорошее слово. Вы всех моих-то нашли?

– Кажется, всех. С вашим Уральским, правда, долго провозилась.

– Уральский, Уральский... «Подозревался» на роль старика-алкаша. А что с ним?

– Однофамилец обнаружился. Тоже В. Уральский. То ли Владимир, то ли Василий, я уже не помню. Перелопатила полархива, но вашего все же нашла. Вся в пыли, как в снегу.

Я не сказал Елене, что «Огласите весь список, пожалуйста!» уже идентифицирован – сам Гайдай играл. Молча поцеловал ей руку. Даже не смутилась – это у них, у интеллигентов, в порядке вещей. (Ха-ха.) Чай мне принесла мгновенно.

– Не буду вам мешать.

– «С обедом не опаздывайте», – процитировал я Верзилу-Смирнова, но так, себе под нос.

– Что вы сказали? – в недоумении обернулась Елена.

Вечное пребывание в тишине обостряет слух, я забыл.

– Шутка. «Бамбарбия. Киргуду».

– А-а-а. Если что, я в соседней комнате.

Я открыл верхнюю папку. Это были варианты сценария. Полистал. Елена минуту назад обмолвилась, что фильм сначала назывался «Смешные истории». Оказывается, более раннее название – «Несерьезные истории». А Шурика в сценарии, кстати, звали не Шурик, а Владик Арьков. Но это так, к слову.

Завальсировал мобильник (у меня Штраус в программе). Кир Викулкин.

– Тебе есть куда перезвонить?

– Я в ирландском пабе дую пиво.

– Какой там номер?

– Блин, что это у вас у всех сегодня с юмором?

– У кого это у вас?

– Ну, Маня с утра, Елена тут в архиве.

– В каком архиве? Ты что, к Мане вчера из казино укатил?

– К ней, – зачем-то соврал я. – А ты ревнуешь?

Внезапно связь прервалась. Я набрал мобильник Викулкина. «Абонент не отвечает или временно недоступен».

– Не понял юмора...

Я встал, прошелся вдоль архивных завалов. Казалось, документы шевелятся в коробках, как змеи в траве.

– Странный этот Кирилл!

Вернулся на рабочее место, подвинул к себе фотоальбом с пробами к «Операции „Ы“. Отчего-то помечен грифом „Хранить постоянно“. На „Берегись автомобиля“ такой гриф отсутствовал. Полистал альбом. Самое интересное – фото Демьяненко на роль Шурика не обнаружено. Зато полно других претендентов, и все неизвестные: некий Абдулов (но не знаменитый Александр Гаврилович, конечно), Эпштейн, Леньков... Ни лица, ни фамилии ни о чем не говорят. Да, впрочем, это и не мои герои! Поискал своих второстепенных – о, все тот же В. Уральский. Запылившаяся находка прекрасной Елены. Пробовался на роль повара. И взяли. Тот, кому Верзила-Смирнов говорит: „А компот?“ Но, увы, для моего исследования Виктор Васильевич не существует. Хотя его повар тоже как бы второстепенный персонаж – отсутствует крылатая фраза. Он вообще и рта за все время не раскрыл.

Немой. Не мой.

На этой шутливой ноте я открыл следующую папку. Там покоились различные постановления: сценарно-редакционной коллегии, мосфильмовского худсовета и т. д. Естественно, по фильму «Операция „Ы“. Взглянул на бойкого голубка за окном. Он все так же урчал и выстукивал коготками по подоконнику морзянку. Свободный человек! Господи, какая же скука смертная – сидеть в архиве и разбирать хреновый почерк секретарши редакционной коллегии!

Впрочем, местами было забавно:

«...Хотелось бы обратить внимание авторов на эпизод превращения Верзилы в негра. Этот трюк, в котором обыгрывается густо положенный черный грим и ожерелье из изоляторов, кажется нарочитым и необязательным».

«...В 3-й новелле – отвратительная мышь. План с мышью надо срезать».

«...Я считаю, что надо кончать снимать Моргунова и Пуговкина. Они неинтересны и надоели. Демьяненко не хватает крупного плана, за очками глаз не видно».

Больше ни черта не разобрал. Надо же, солидная организация, орденоносная. Могли бы и на машинке протоколы печатать.

Тут тихо, как хлороформная мышка, вкатилась Елена.

– Мы, к сожалению, закрываемся. Удалось что-нибудь интересное найти?

– Да как сказать... Так, поверхностно ознакомился. По моим второстепенным персонажам пока вообще ничего. Приду завтра, часов в двенадцать.

– Тогда всего хорошего. – И она протянула мне сухую, как документ, руку.

Горбоносый бомбардировщик с «магендавидом» на борту метал дерьмо в районе Северного Чертаново. Будто слон в цирке, напуганный трещоткой какого-нибудь сорванца из первого ряда. Те, кого, как Маню в Египте, отметила «рука Божья» (упало, короче, на голову), водили хоровод возле станции метро. Я же лежал в сугробе, придавленный кокосовой пальмой. Бомбардировщик пикировал прямо на меня. Дерьмо валило из его открытого люка огнедышащей лавой. Я жуткий копрофоб, и когда увесистый шмат, словно удар боксера, накрыл меня... Короче, весь в поту я проснулся и с минуту брезгливо рассматривал руки, подушку, одеяло перед собой. Утеревшись майкой, взглянул на клепсидру [23], купленную на восточном базаре в Каире, там, где певунья обнимала слепых заразных детей. Часы показывали одиннадцать. Опаздываю. Я ведь сказал архивистке, что буду к двенадцати. У них же там один стол и очередь.

Пока стоял под душем, вспоминал, к чему снится дерьмо. Вот некоторые говорят – к деньгам, к славе. Фигня все это. Жизнь вскоре показала, что дерьмо снится к дерьму. Не успел я включить фен, звонок. Маня на проводе. Привет, хэлло, как дела, нормально.

– Я через час улетаю в Уфу.

– Ничего себе. Ты шутишь?

– Не шучу. Слышишь гул двигателей?

В трубке и вправду гудело. Самолеты, блин, с дерьмом. Вещие сны.

– Мне трудно понять. Что-то случилось?

– Я вчера вечером позвонила в Уфу, на студию. Мне сказали, есть «окно». Музыканты мои тоже свободны. Надо было принимать срочное решение. И Настя деньги достала. Настя, кстати, со мной летит.

– С тобой? – Полузабытое чувство ревности кольнуло меня в солнечное сплетение. – А продюсера с собой ты не могла взять? Я ведь все-таки твой продюсер.

– Настя дала деньги, это ее право. – Было явственно слышно, как Маня недовольно скрежетнула зубами.

– Понятно. То есть ничего не понятно. А как же наша свадьба? Точнее, мы же заявление в загс не подали.