Джастин Пол - Дорогой Эван Хансен

Джаред таращит на меня глаза и смеется.

– Это не смешно, – говорю я.

– А мне кажется, смешно, – отвечает Джаред. – И, думаю, все так решат.

– Что ты хочешь сказать?

– Да то, что тебе следует помнить о том, кто твои друзья.

Мне практически пришлось умолять Джареда быть моим другом, и теперь он пытается исходить из этого и угрожать мне, да еще притворяется, что обижен? Он в гораздо большей степени манипулятор, чем я думал.

– Ты говорил, что единственная причина, по которой ты со мной разговариваешь, – твоя автомобильная страховка.

Он пожимает плечами.

– Это очень интересно, – продолжаю я.

– Что?

– Твоя «израильская подружка». – Изображаю в воздухе кавычки, чтобы он понял, что я хочу сказать, – и твои «друзья из лагеря». Никогда не слышал, чтобы ты хоть раз назвал кого-то из них по имени.

– Да пожалуйста, если оно тебе надо, – говорит Джаред. – Ты вообще о чем?

Подхожу ближе к нему:

– Может, единственная причина, по которой ты общаешься со мной, заключается в том, что других друзей у тебя нет?

Он улыбается. Но не слишком уверенно:

– Я могу всем все рассказать.

Он блефует. Если я пойду ко дну, он последует за мной. Я понижаю голос:

– Ну, так вперед, Джаред. Сделай это. – Он никак не реагирует. И я продолжаю: – Расскажи всем, как ты помогал писать письма, притворяясь парнишкой, который покончил с собой.

Произнеся это, я тут же хочу вернуться на несколько секунд назад и заткнуть себе рот.

– Ты гребаный засранец, Эван, – наконец говорит он. В его словах больше злобы, чем в том, как он их произносит.

Я даю ему попробовать его собственное лекарство, возможность узнать, каково оно на вкус. Я думал, ты чувствуешь себя лучше, если скармливаешь его, но это так же противно, как проглотить пилюлю. Он уходит прочь, такой же несчастный, каким был я.

В то же самое время я не забываю улыбнуться. Потому что хочу уверить наблюдавших за нами, что увиденное ими – не что иное, как шутливая перепалка друзей. Одной из тех, кто смотрел на нас с противоположной стороны столовой, оказывается Зо. Похоже, побег – это единственно возможный для меня вариант.

Поскольку я ставлю одну свою ногу перед другой, разворачиваюсь и выхожу из двери в столовую.

Но я не могу прятаться от Зо долго. Тем вечером, после того, как я избегал ее весь день, она присылает мне сообщение: Я у твоего дома.

Прежде я то и дело уединялся в своей комнате. Не так давно всего один человек в мире стал бы искать меня, а порой даже у этого человека – у той, что родила меня, – не было времени, и число ищущих падало до нуля. Но в последнее время я ощущаю себя разыскиваемым преступником.

Вылезаю из постели и смотрю в окно. И вижу в свете уличного фонаря Зо, сидящую на капоте своего «Вольво».

После недолгих колебаний печатаю ответ: Сейчас буду!

Восклицательный знак здесь только для выразительности. Я всегда волнуюсь при виде Зо, но сейчас чувствую немалый страх перед ней, и мне не хочется с ней общаться.

Открываю ящик и нахожу свое лекарство. Странно, но при виде него меня начинает подташнивать. Я стал совсем другим человеком. И мне не хочется меняться. Кладу пузырек на место и закрываю ящик.

Отбрасываю прочь все сомнения и спустя несколько мгновений выхожу из дома и иду к Зо.

– Привет! – говорю я, не зная, то ли пригласить ее в дом, то ли сесть к ней в машину, то ли придумать что-то еще.

Она не подается ко мне, чтобы обнять. Она просто сидит. Я остаюсь стоять, осознавая дистанцию между нами. Такая дистанция не могла не возникнуть после того, что произошло вчера вечером. Но одно дело – предположить существование дистанции, и другое дело – убедиться в этом. Теперь, когда я ее почувствовал, то понял, как она невыносима.

– Что происходит? – спрашивает она. – Я просто хочу знать.

Изучаю ее лицо, стараясь найти хоть намек на ее намерения, хоть что-нибудь. Но оно совершенно невыразительно.

– Я не очень понимаю, что ты имеешь в виду. Ничего не происходит.

– Ничего? В самом деле? – говорит она срывающимся голосом.

Чувствую, как земля уходит у меня из-под ног.

– Что-то не так?

Она выдавливает смешок:

– Ха, ты серьезно? Ты игнорировал меня весь день. Я ничего не понимаю. Я попыталась сделать для тебя хорошую вещь, а затем, не знаю… Твоя мама впала в истерику и…

– Да, – выдыхаю я. – Я помню.

– Это как-то…

– Как?

– Странно. Ты так не считаешь?

Да? Нет? Может быть? Я действительно не знаю, что думать.

Она видит мое замешательство.

– Мы стали встречаться недавно, мне казалось, что все идет хорошо, что мы… – Она замолкает и смотрит в землю. – Твоя мама не имела ни малейшего понятия, кто я такая. Как это возможно? Ты хоть раз упомянул обо мне?

Все это сложно. Так сложно.

– Моя мама и я… мы не… такие.

– Не такие, как кто, Эван? Я все время говорила тебе, что хочу познакомиться с ней, но ты всегда перескакивал на другую тему. Что это значит? Сначала ты тайком дружишь с моим братом, а теперь я твоя тайная подруга? Я устала от этого. От того, что меня все время игнорируют.

Я хочу подойти к ней.

– Прошу прощения, – говорю.

– Хватит…

– Я действительно виноват, я не хотел…

– Хватит! Хорошо? Перестань просить прощения.

Ее слова эхом разносятся по окрестности. Хорошо бы вслед за ними оказаться в воздухе и исчезнуть.

Она роняет голову себе на грудь и замолкает. Если она хочет расстаться со мной, то могла бы сесть в свою машину и уехать. Но она этого не делает. Она все еще здесь.

Сажусь рядом с ней на капот и смотрю перед собой. Порыв ветра шелестит листьями черного дуба. Дерево такое высокое, оно, наверное, старше, чем мой дом. И все же сильное и гордое, оно колышется ветром.

– Просто было очень трудно, – говорит она. – Последние несколько недель.

Я понимаю, что она хочет сказать. Действительно, было трудно. Мне хочется, чтобы она рассказала мне о том, что чувствует, что думает о наших отношениях, о том, что с нами происходит. Я могу стать лучше, клянусь. Мы способны все это преодолеть.

– Я просто… – начинает она.

– Ты можешь все сказать мне.

– Я просто скучаю по нему, – продолжает Зо. – Без него все по-другому. Иногда он бывал засранцем. Но я все же скучаю по нему.

По нему. По нему. Да со мной-то что не так?

Она смотрит мне в глаза.

– А ты?

Я был его лучшим другом.

– Конечно. Конечно, скучаю.

Она кладет голову мне на плечо:

– Не уходи.

Отвечаю ей, ловя ртом воздух:

– Не уйду.

– Нет. Я хочу сказать, никогда не уходи.

Я смотрю в темноту.

Прошлый вечер доконал меня. Сидеть там, смотреть, как теряет самообладание Зо, и не иметь возможности быть честным с ней. Это была настоящая агония.