Джастин Пол - Дорогой Эван Хансен

– Алана, ты не понимаешь, – почти кричу я, хватая ртом воздух. – Ты должна убрать его. Пожалуйста, пожалуйста, убери его.

Она не слышит меня.

– Алана!

Она растворяется в воздухе.

Я сажусь. Кровать подо мной – ненадежная опора. Ничто на свете не может удержать падающего меня.

Обновляю страницу. Ничего не могу с собой поделать. Комментарии льются свирепым потоком. Им нет конца.

Люди видели это? Предсмертную записку Коннора Мерфи.

Настоящая

Перешлите

Это должен увидеть весь мир

Поделитесь со всеми знакомыми

Вот почему яблоневый сад так важен, ребята

Я только что перечислил пятьдесят долларов на сад и думаю,

каждый должен пожертвовать, сколько может

Репост

Он написал предсмертную записку Эвану,

потому что знал, что семье на него наплевать

Его родители, кстати говоря, безумно богаты

Перешлите

Поделитесь

Лайк

Пять

Двадцать

Сто

Может, они должны были потратить свои деньги на помощь

сыну, вместо того, чтобы

Ретвит

Эван Хансен был единственным, кто обращал внимание

В избранное

Поделитесь

Перешлите

«И все мои надежды связаны с Зо»

Зо – высокомерная стерва. Верьте мне. Я учусь с ней в одной

школе

Поделитесь

Перешлите

Десять баксов

Только что пожертвовал еще пятьдесят

Сорок один. Столько лет было бы моей дочери,

если бы она не покончила с жизнью

Почти собрали

Продолжайте распространять

Лэрри Мерфи – корпоративный юрист, для которого важны

только деньги

Синтия Мерфи – одна из этих противных женщин

Еще сто шестьдесят долларов до нужной суммы

На хрен Мерфи

Пусть почувствуют то, что чувствовал Коннор

Ребята, я вас люблю

О Боже, у нас на двести долларов больше, чем нужно для нашей цели

Их дом в конце тупика, у него красная дверь

Окна спальни Зо – справа

Задняя калитка незаперта

Телефонный номер Зо, если мои источники не врут

Я дал двадцать

Я не призываю к чему-то незаконному

Круглосуточно, днем и ночью.

Тысяча

Позвоните в дверной звонок

Звоните, пока не откроют.

Как долго сидел я, не дыша?

Потом захлопнул ноутбук и пошел искать маму. Ее нет дома. Большой сюрприз.

Опускаюсь на пол. Кажется, мир навалился на меня всем своим весом. Некуда идти. Негде спрятаться. Земля подо мною вибрирует. Идеальное время для землетрясения. Я заслужил быть поглощенным землей.

Сижу и распознаю подлинный источник вибрации. Это звонит Зо. Дрожащей рукой беру телефон и отвечаю.

– Ты можешь приехать? – спрашивает она. – Мне так страшно.

Не представляю, как я встану и поеду к Мерфи. Не думаю, что способен на это.

Но я нужен Зо.

– Конечно, – говорю я. – Конечно, приеду. Совсем скоро.

– Не понимаю, – говорит Синтия, просматривая бесчисленные комментарии на своем планшете, – где они взяли записку Коннора?

Лэрри медленно ходит по кухне и качает головой – взад-вперед, взад-вперед. Я сижу за столом напротив Зо и ее матери, моя нога стучит, словно отбойный молоток, по плиткам пола. На улице темно, хотя я уверен, что приехал сюда еще в середине дня. До сих пор я сидел молча и наблюдал, как Мерфи пытаются разобраться в происходящем в интернете и в причинах выброса агрессии в их адрес. Я оказывал моральную поддержку не словами, а просто тем, что был с ними. Тем, что держал Зо за руку. Тем, что кивал, когда ко мне обращались. Но пришло время сказать что-нибудь, даже если я не уверен, что мой голос справится с этим.

– Я попытался позвонить Алане. Она не отвечает.

– Некоторые из них – люди взрослые, – говорит Синтия, игнорируя меня и показывая планшет мужу. – Ты видишь их фотографии? Они взрослые.

Зо тоже читает комментарии на своем ноутбуке. В ее глазах нет слез. Когда я приехал, было ясно, что она плакала, но теперь щеки у нее сухие, словно она стала бесчувственной к лавине гнева, обрушившейся на нее.

Пост Аланы дошел, похоже, до всех и каждого. Продолжаю искать выход из положения. И не могу найти.

Звонит телефон, но никто не двигается с места.

– Пусть себе звонит, – говорит Лэрри.

Зо пропускает слова отца мимо ушей и отвечает:

– Алло?

Мы все стоим рядом.

– Зо? – говорит Лэрри. – Кто там?

– Наслаждайся своей убогой жизнью, – говорит Зо и отключает телефон.

Лэрри требует:

– Дай мне взглянуть на номер.

– Он не определился, папа. Оставь это.

Щека Синтии дергается:

– Что тебе сказали?

– Не имеет значения, – отвечает Зо.

– Тебе угрожали?

– Не имеет значения.

Вчера вечером она была глубоко и откровенно печальной. А сейчас очень мрачная. Смесь страха, слабости и отчаяния и, да, печали, что вместе дает ощущение какого-то онемения.

– Ладно, – говорит Синтия, выключая планшет. – Я звоню в полицию. – Она встает и начинает рыться в своей сумочке.

– Давай немного подождем, – говорит Лэрри. – Я уверен, все утихнет…

– Это твое обычное решение, верно? Бездействие.

– Я что-то такое сказал, Синтия?

Зо умоляет их прекратить, но они не слышат ее, а может, просто не способны остановиться.

– Ждать и смотреть. – Синтия обнаруживает свой телефон. – Давай просто подождем и посмотрим, так, Лэрри?

– А чего ты хочешь от полиции? Это – интернет… Они что, арестуют весь интернет?

– На каждом шагу мне приходится умолять тебя о чем-то.

– Помолчи. – Лэрри протестующе вскидывает руки.

– Мне приходилось все вымаливать у тебя, – говорит Синтия. – Терапию, реабилитацию…

– Ты разрывалась между разными чудодейственными способами лечения.

Синтия презрительно смеется:

– Чудодейственные способы лечения? Неужели? Так ты это называешь?

– Ну, конечно, все, что ему надо было, так это очередной лагерь выходного дня с йогой за двадцать тысяч долларов.

– А какова была твоя альтернатива, Лэрри? Кроме того, что ты отказывался от всех моих предложений?

– Подписать его на программу и придерживаться этого. – Лэрри идет было прочь, но тут слово берет Зо:

– Нет, папа, ты хотел наказать его.

– Прислушайся к дочери, Лэрри.

– Ты обращался с ним, как с преступником.

Лэрри подходит к бару и наливает себе выпить.

– Ты слушаешь ее? – спрашивает Синтия.

– А ты что, была с ним намного лучше? – говорит Зо. – Ты позволяла Коннору делать все, что он хочет.

– Спасибо, – говорит Лэрри с другого конца комнаты.

Дом горит. Это сделал я. Я поджег его. Я не собирался ничего поджигать. А только хотел помочь. Он был моим убежищем. Невозможным, но подлинным. Место, куда я мог прийти и чувствовать себя в безопасности, где меня принимали и ждали. И теперь он рушится у меня на глазах. Охваченный болью, и тревогой, и беспокойством. Совсем, как я сам.

Синтия смотрит в лицо мужу: