Владислав Погадаев - Линия жизни

–Ты, чё, придурок…, ты возьми себе главного инженера…, а то из-за тебя…нас всех скоро сократят…

Щипицын только покряхтывал в поддержку его слов.

Разумеется, всё это говорилось в шутку.

–Работать надо, дорогие друзья! – парировал я со смехом: в то время показатели нашего Орджоникидзевского депо были выше, чем у Октябрьского и Северного.

Первое испытание на вшивость произошло весной восемьдесят пятого года. В то время на улице Бакинских Комиссаров, напротив депо, по осевой линии проезжей части располагался разделительный газон. Под ним проходила магистральная труба теплотрассы. Согласно плану и технормативам её начали менять, не дожидаясь, пока вверх рванёт фонтан кипятка. Одновременно приступили к ремонту дорожного покрытия.

Работы шли довольно споро. Мы приноровились к графику ремонтников: утром выпускали троллейбусы на линию, а затем утраивали их развороты на Веере и у завода имени Калинина.

Конечно, водителям приходилось довольно сложно: на линию стали выходить раньше, из-за укороченных маршрутов упала перевозка пассажиров, часть троллейбусов вообще пришлось перевести на другие маршруты. Соответственно, всё это отражалось на зарплате. Мы проводили с людьми разъяснительную работу, и они, хоть и роптали, но понимали, что трудности эти – временные, а потому терпеливо выполняли распоряжения руководства.

И вот в один «прекрасный» день вся техника и все рабочие с объекта исчезли. А следующим утром, часов в пять, меня поднял с постели телефонный звонок: в депо – забастовка. «Водители заступление берут, но на линию не выезжают!» – взволнованно докладывала диспетчер. Для неё, как и для всех нас, такая ситуация была за гранью реальности – первая забастовка транспортников в Свердловске! В восемьдесят шестом году про то, что такое забастовка, мы знали только из исторических книг и фильмов…

Через пятнадцать минут прибежал в депо. Красный уголок был заполнен водителями.

– Вы что творите? – я не находил слов.

Увидев моё растерянное лицо, они наперебой стали успокаивать меня, обещая, что «в обиду не дадут». Звучит, наверное, забавно, но тогда всё происходящее действительно могло закончиться очень плохо: сорвано начало работы Уралмаша, ЗиКа, Турбинки и других предприятий.

Ещё до восьми утра в депо прибыл виновник произошедшего – один из руководителей стройуправления, которое вело ремонтные работы на Бакинских Комиссаров. По стечению обстоятельств он оказался мужем Ивановой Лилии Николаевны, начальника планового отдела ТТУ. Именно Иванов и отдал приказ на снятие рабочих с объекта.

Немного погодя, прилетел и первый секретарь Орджоникидзевского райкома партии Крохин.

Был он небольшого роста, и о-очень шустрый. Наматывая круги по кабинету, первый секретарь райкома предлагал Иванову выбрать из своих подчинённых «стрелочника», на которого можно будет сложить всю ответственность за инцидент и немедленно разобрать того на бюро райкома.

Так как надавить на меня по партийной линии было невозможно, Крохин решил оказать воздействие по линии производственной, призвав в союзники водителей, но в ответ получил такой возмущённый рык, что был вынужден от своей затеи отказаться.

К девяти часам водителей всё же уговорили выйти на линию при условии, что ремонтные работы возобновятся, а с моей головы не упадёт ни один волос.

На следующий же день рабочих и технику вернули на место, и работа пошла полным ходом.

Не знаю, на кого Крохин и Иванов в итоге перевели стрелки, и чем закончилось это «дело» для стрелочника, но для меня оно не имело никаких последствий: данное водителям слово партия сдержала.

А теперь пару слов о том, что же явилось первоначальной причиной произошедшего и о чём мы, простые горожане, узнали несколько позже.

В Свердловске ждали высокого гостя. Несмотря на новые веяния, наши партийцы традициям изменять не стали и к встрече подготовились достойно. Московскому гостю планировали показать экспериментальный посёлок Балтым и овощеводческий совхоз «Свердловский». И если в Балтыме все заборы и дома на центральной улице покрасить успели, то построить асфальтовую дорогу по полям совхоза вовремя не смогли. И как, скажите, везти председателя президиума Верховного Совета по полям? А если дождь?

Вот и кинули все ресурсы на строительство дороги. И наплевать на работяг, которые по утрам топают пешком от Коммунистической до проспекта Космонавтов, на матерей, спешащих с маленькими детьми в ясли, а потом и на работу, и уж тем более – на пенсионеров с кошёлками. Такие были времена. Такими и остались.

Нужно отметить, что к приезду Громыко, а с восемьдесят шестого года этот пост занимал именно он, улицу Бакинских Комиссаров привели в порядок: успели и теплотрассу заменить, и проезжую часть заасфальтировать. Дорогу в совхозе тоже закончили к сроку. Полагаю, что и остальные намеченные мероприятия были выполнены, по крайней мере, в средствах массовой информации визит высокого гостя освещался исключительно в положительных тонах.

Кстати, дорога, в спешке проложенная по полям, постепенно разрушается, как разрушился и сам совхоз «Свердловский». А его заросшие бурьяном поля интенсивно застраиваются коттеджами, многоэтажками и логистическими комплексами.

На июль я запланировал отпуск – подвернулась путёвка в Эстонию, в Пярну. Оформляя мне документы на поездку, наш деповской медик Минягина Людмила перепутала запад с югом. А поскольку была она человеком ответственным и неравнодушным, то решила уточнить, какие противопоказания имеются при моём заболевании. Для этого Людмила, хоть и не без труда, разыскала женщину-врача, лечившую меня в семьдесят пятом году. Первым вопросом гематолога был такой:

–А что, он ещё жив?

–Жив, но вот собирается в отпуск на юг…

–Ни в коем случае! – перебила её доктор, которая, оказывается, хорошо помнила и меня, и мой диагноз. – Ему на юге отдыхать нельзя!

Но после того как в процессе разговора выяснилось, что Пярну не на юге, а на берегу Балтийского моря, гематолог дала добро:

–Туда пусть едет, ничего страшного…

До этого я был в Прибалтике несколько раз: дважды на первенстве ЦС «Локомотив» по боксу и один раз отдыхал в Паланге. Прохладное море, чистота городков, которые я объехал с экскурсиями, бережно сохраняемые старинные постройки – всё это позволяло окунуться в атмосферу далёкого прошлого, знакомого по книгам и учебникам истории.

В Паланге я побывал в августе восемьдесят первого. Четырёхместная комната в пансионате. Соседи-москвичи, которые рассказывали мне о похоронах Высоцкого, о Марине Влади. Музей янтаря в бывшем дворце графов Тышкевичей. Розовый сад. Ботанический парк. Рига, Вильнюс, Клайпеда, Друскининкай. Белый песок дюн у Балтийского моря, в котором я, конечно же, несколько раз искупался, несмотря на то, что желающих лезть в воду, температура которой была градусов восемнадцать, нашлось немного. Гуляя по чистым узким улочкам Паланги, набрёл на небольшой бар. Спустившись в полуподвал, заказал пиво и сыр с тмином. Показалось, что ничего вкуснее до этого не пробовал!