Михаил Садовяну - Новелла современной Румынии

— Просто беда. Вода дошла до самого шоссе. У Кэрэбаша унесло загон вместе, с овцами. У других унесло скотину. Хуже всего во Виорике. Люди голосят, тычутся наобум в темноте. К ним никак не доберешься… Как тут помочь? Вот теперь днем сколотим плот из досок, попробуем добраться до хутора, будем их спасать. Иные со страху вылезли через чердак на крышу, да так и сидят там с женами и детьми…

Я забываю, что у меня болит горло. Так хочется видеть, что творится, что мне уж не до болезни. Я беру с собой горсть жареной кукурузы, чтобы было что грызть, и шмыг в дверь. Только меня и видели. Я иду вдоль железной дороги к станции. Везде вода! Бесконечная вода! Речка — какая там речка — целый Дунай несет деревья, курятники, части повозок, даже крыши домов. Вместе с ними плывут с верховья и дохлые козы, и овцы, и быки, и лошади, и затонувшая птица, корыта и кровати, домашний скарб — все, что унесла, внезапно нахлынув, яростная вода.

Хутор затонул. Ветхие домишки обрушились сразу, как только до них дошла вода. Кирпичные дома еще держатся. Из воды торчат их крыши. Хуторяне в одних рубахах, как их ночью застало наводнение, сидят с ребятишками на пригорке с другой стороны села. Речка унесла их дома, амбары, скот. А они остались в живых. Просто чудо!

— Отец, а как дедушка Алисандру?

— Не знаю. Видать, и до него вода дошла. Нынче узнаем.

Мне так было бы жалко, если бы дедушка Алисандру и бабушка Лулуца утонули… Я так и вижу, как затопило их дом и сад, который казался мне настоящим раем…

Доктор Ганчу, писарь Стэнеску, поп Булбук и жандарм Жувете тоже поднимаются на железнодорожную насыпь, но держатся в стороне от других. Они не в силах оторвать глаз от этого зрелища, точно не могут досыта насмотреться.

Я подхожу к ним, снимаю шапку, здороваюсь. Они мне не отвечают.

— Надо бы что-нибудь предпринять, — говорит писарь.

— Я уже предпринял, писарь, — отвечает Жувете. — Я звонил по телефону в префектуру, чтобы нам прислали из Турну поездом несколько спасательных лодок.

— А что нам с лодками делать? Точно есть что спасать! Кто умер, тот умер. А кто спасся — на здоровье…

— Неверно, писарь, неверно…

— А то как же?

— Ведь у нас наводнение?

— Наводнение.

— А коли наводнение, то надо непременно просить спасательные лодки. Так велит устав, так и действовать надобно.

Староста Бубулете делает вид, что и он принимает участие в разговоре наравне с доктором, писарем и жандармом. Он закуривает папиросу, пускает дым носом и бормочет:

— Какое бедствие, господа, какое бедствие!.. Сроду не видел ничего похожего. Вот вам крест.

Управляющий Опря Кэцуй Стрымбул тоже подходит к представителям власти и начинает так жаловаться, что кажется — у него сейчас все нутро лопнет:

— Какая жалость, что боярин Герасий прихворнул! Будь он хоть мало-мальски здоров, он бы закутался, сел бы в пролетку, приехал да смотрел бы с насыпи! Такой красоты, такой воды и раз в сто лет не увидишь в этих краях…

— В самом деле, очень жаль, — поддакивает писарь.

Они смеются во все горло.

— Ну и шутник ты, Стрымбул, чудак ты, черт тебя побери!..

— Кто ж меня заберет, батюшка? Кто посмеет меня тронуть? Ведь я боярину служу, батюшка, боярину…

— Найдется, сынок, найдется…

— Ну кто же, батюшка, кто? Я ж его мигом проглочу, вместе со штанами…

— Твое счастье, сынок, твое счастье…

— Что верно то верно, батюшка, так и я считаю… Это правильно…

День хмурый, свинцовый. Дует холодный, резкий ветер. Небо покрыто рваными облаками. В просветах время от времени выглядывает большой желтый глаз солнца. Раньше солнце улыбалось. Теперь оно хмурится. Никто и не смотрит на солнце. У воды люди с шестами, с баграми вытаскивают на берег заборы, крыши, балки, кто что может. Вода приносит двух утопленников. Они в одних рубахах, распухшие, иссиня-черные.

— Давай багор, Илья, давай вытащим их.

— Зачем вытаскивать? Что с ними делать?

— Оставим их, пускай себе плывут по течению.

Их уносит вода, кружит, несет куда хочет. Уносит все дальше.

— Мертвые с мертвыми, живые с живыми…

С затопленного хутора слышатся крики:

— На помощь!

— Помогите!

— Ратуйте!

Вопли пронизывают воздух, дрожат, замирают.

Люди замолкают на время, как бы ожидая ответа. Им никто не отвечает. Опять крики:

— На помощь!

— Ратуйте!

— Ратуйте!

Собираются встревоженные крестьяне — и те, что были у воды, и те, что стояли у линии железной дороги.

— Видать, вода смыла еще несколько крыш вместе с людьми.

— Пожалуй, все утонут…

— Стоит крыше наклониться, и ты покатишься…

— А уж коли в воду упал, тут тебе и крышка…

— А мы что делаем, Тицэ Уе? Оставляем людей погибать?..

— Мы уже сговорились, нынче ночью построим один или два плота из досок.

— Болтаешь! Легко сказать — сделаем плот. А где взять доски?

— Со склада у вокзала.

— Склад-то ведь боярина Герасия.

— Мы и прикоснуться к складу не смеем!

— Пойдем к старосте, к писарю! Разве можно сидеть сложа руки?

— Вон они на железной дороге.

Крестьяне бегут на насыпь. Падают.. Спотыкаются. Скользят. Опять поднимаются.

— Господин староста…

— Чего тебе?

— На хуторе кричат!..

— Еще бы. А ты что думал? Песни услышишь? Село затоплено. Люди кричат, стонут, вопят. К ним радость пришла…

— Ведь люди тонут, староста!

— Ну и что из того? Мне, что ли, прикажете плыть к ним да спасать их? Я уже разучился плавать. Забыл, как это делается…

Писарь и жандарм смотрят на Тицэ Уе так, словно хотят надавать ему пощечин. Молчат. Молчит и поп. Теребит бородку и молчит.

— Мы этого и не просим, староста. Мы хотим только плот сколотить. Пойдем их спасать.

— Ну и ступайте… Кто вам мешает?

— Поговори с управляющим Стрымбулом. Пускай он нам позволит взять со склада немного досок, балок да шапку гвоздей. Когда мы осмотрим хутор, улица за улицей, да перевезем людей на берег, мы разберем плот и вернем доски.

— Разве я могу распоряжаться боярским добром? Я староста у себя в селе и хозяин своего добра. До боярского имущества не касаюсь. Так что, братцы, я не вмешиваюсь и не впутывайте меня в это дело.

Писарь, желтый, озлобленный, процедил сквозь зубы:

— Вздумали плот соорудить? Куда вы спешите? Что это вам вдруг приспичило… Посмотрите на них! А мы, власти, что, по-вашему, здесь делаем? Уж мы-то позаботились. Мы просили прислать нам из Турну спасательные лодки. Они прибудут сюда с часовым поездом.

— Но сейчас еще утро. А что будут делать до тех пор те, что на хуторе?

— До тех пор? Да ничего не будут делать. Если уж люди не потонули ночью, в кромешной тьме, почему же они должны потонуть теперь, когда светло?

Доктор Ганчу, толстенький, с пухлыми, румяными как яблоко щеками, кровь с молоком, стоит, растопырив ноги, рядом с попом Томицэ Булбуком и потирает жирные белые руки с короткими пальцами. Его круглые выпуклые глаза блестят улыбкой. Как будто и он хочет что-то сказать. То ли выругать старосту и писаря, то ли бросить попу Булбуку или жандарму несколько слов, от которых им жарко станет. А может, начнет бранить крестьян… Впрочем, он считает, что ни для тех, ни для других не стоит рот открывать. Лучше уж промолчать.