Михаил Садовяну - Новелла современной Румынии

С минуту Турку разочарованно смотрел на него, потом, не сказав ему ни одного обидного слова, но и не подбодрив, хотя бы сочувственным знаком, повернулся к нему спиной и сказал, обращаясь к остальным:

— Ягнят… мы будем покупать без веса. Мы сами! Без всяких посредников, ложных протоколов и… излишков!

Нетрудно было заметить, что Дрон и Нетя ожидали от Турку любого предложения, только не этого. Оба смотрели в землю, не то обрадованные, не то испуганные и подозрительные, не зная, верить ли своим ушам, не смея взглянуть ни на Турку, ни друг на друга… Икэ Леве, посасывая мундштук, безмятежно мурлыкал свою песню с видом человека, который услышал именно то, что ожидал. Турку пояснил свое решение фразами, звучащими, как пословицы:

— Невыполненное распоряжение, — говорил он, — является распоряжением нарушенным. Распоряжение нарушенное, а потом выполненное, остается распоряжением выполненным: это формальное нарушение, если оно делается в целях фактического выполнения.

Водя пальцем по обложке «Педагогической поэмы», где были выведены три подчеркнутых иероглифа, Турку сообщил им, сколько по его подсчетам они должны платить за крупного ягненка, сколько за среднего и сколько за мелкого, чтобы максимально приблизиться к установленной твердой цене за килограмм.

— А разница… если заплатим больше? — пробормотал Нетя, не поднимая глаз от земли.

— Разницы не будет! — заверил его Турку.

— А если заплатим меньше? — не успокаивался Нетя, чуть-чуть приподняв веки.

— Меньше не заплатим! — снова успокоил его Турку. — Идет?

— Другого выхода нет! — согласился Икэ Леве, как показалось Кирикэ, насмешливо поглядывая то на Дрона, то на Нетя.

— Идет? — повторил Турку и, приняв общее молчание за согласие, направился к двери.

— Тогда пошли!

Турку, а следом за ним и Икэ Леве вышли из комнаты.

— На твою ответственность! — крикнул ему вслед Дрон так громко, что лицо его налилось кровью. — Ты сказал, что это решение партии? Сам и отвечай!

Так как ответа от Турку не последовало, Дрон накинулся на Нетя, который, казалось, только и ждал ухода Турку, чтобы наброситься на Дрона.

Видно было, что они обвиняли друг друга, говоря что-то быстрым и злобным шепотом.

Кирикэ пошел вслед за Турку. Совершенно сбитый с толку, он не понимал, что произошло с ним, с бригадой. На пороге он остановился, недоуменно глядя на Дрона и Нетя: он прекрасно помнил, что Турку не говорил ни о каком партийном решении. В отупении застыв на месте, он слушал.

Нетя упрекал Дрона, что тот позволил Турку «присвоить себе излишки»… Дрон попрекал Нетя «посредником», а Нетя Дрона — шурином-мясником… Не прошло и минуты, как Кирикэ снова все уразумел: его бригада состоит из четырех «отъявленных разбойников»!

Четверо «разбойников», которым крестьяне, опасавшиеся обмана и думавшие, что их водят за нос, уже готовы были сдаться добровольно! Четверо «разбойников», которые отправились на промысел, причем каждый намеревался действовать по-своему: Дрон — с помощью своего шурина, Нетя — с помощью «посредника», а Турку и Леве, объединившись, сами оказались посредниками и орудовали, как настоящие разбойники с большой дороги!

Опустив голову, Кирикэ все же решительно двинулся вслед за Турку: «Я выведу вас на чистую воду!»

Но не успел он дойти до двери, ведущей во двор, как его догнали Дрон и Нетя. Они уже с грехом пополам пришли к какому-то соглашению.

— Смотри за ним в оба! — поучал Нетя Дрона, вероятно имея в виду Турку.

— А ты не спускай глаз с Леве! — бросил ему Дрон.

Все трое выскочили во двор.

Турку и Леве стояли в нескольких шагах от двери. Они ждали, пока к воротам подойдут испуганные ягнята — их было штук десять, — подгоняемые пугалом, то есть Каркалецяну.

— Бррр! — густо мычал Каркалецяну.

— Бр-бр-бр-бррр! — вторил ему тоненьким голоском его приятель, безбородый.

Но ягнята, ошалев от разносившегося по всему двору блеяния, кидались то в одну, то в другую сторону и скорее топтались на месте, чем двигались вперед.

Крестьяне сгрудились посреди двора, и по тому, как они стояли, как смотрели на появившуюся из дверей бригаду, по тому, как иные из них все еще оглядывались на своих жен, которые, столпившись за забором, издали наблюдали за происходящим, трепеща от страха, надежды и сомнения, Кирикэ понял, что они за это время тоже приняли какое-то решение. У них был и вожак: высокий одноногий инвалид, с рыжими волосами, стоявший впереди всех. Он как раз направился, прихрамывая, навстречу бригаде, но остановился, не дойдя нескольких шагов, очевидно, опасаясь вспугнуть ягнят Каркалецяну. Крестьяне шли за ним следом.

— Бррр! — подгонял Каркалецяну свое маленькое стадо, двигавшееся по коридору, который образовался между толпой крестьян и пятью скупщиками, стоящими возле сельсовета.

— Бр-бр-бр-брррр! — тотчас же отзывался безбородый.

Поравнявшись с бригадой или, точнее, с Нетя, как заметил Кирикэ, Каркалецяну, казалось, хотел остановиться, но потом раздумал, презрительно оттопырил нижнюю губу и, жестом призвав в свидетели инвалида, пробормотал, указывая на бригаду (Кирикэ заметил, что он указал главным образом на Нетя!):

— Ну и жулики!..

— Куда ты? — спросил Турку, не обращая внимания на его бормотание.

— Домой! — отрезал Каркалецяну, потом продолжал, обращаясь к ягнятам, как будто это краткое «домой» тоже было адресовано им:

— Бррр!

— Бр-бр-бр-бррр! — вторил ему безбородый, качая головой.

— Так ты не будешь продавать? — настаивал Турку.

Каркалецяну, сделав знак безбородому, чтобы тот гнал ягнят дальше, решительно подошел к Турку, но ответил, обращаясь к Нете:

— Ты же мне подал знак, что дело не выгорит… — И он указал на окошко, откуда Нетя подал ему знак. — Что же, теперь — на попятную?

— А, твой посредничек, — громко произнес Турку, даже не взглянув на Нетя.

— Я же в долг купил… — прибавил с упреком Каркалецяну, по-прежнему обращаясь к Нетя.

Потом, видя, что Нетя молчит, буркнул:

— Подвел ты меня…

Кирикэ смотрел то на одного, то на другого, вернее сказать, подстерегал то одного, то другого и ждал своего часа…

О «посреднике» Нетя Ленуца знала все. Значит, кое-что знал и Кирикэ.

Звали его Драгомир Каркалецяну, и он считался лишь наполовину местным жителем: родился и вырос-то он здесь, но когда ему исполнилось десять лет, его взяли к себе в Бухарест какие-то родственники, и он так и остался там. Это случилось вскоре после крестьянского восстания тысяча девятьсот седьмого года.

Отец его был управляющим у местного помещика Гарабецяна, владельца «восьми холмов» с лесами, лугами, садами, виноградниками, каменоломней и скотоводческой фермой.