Михаил Садовяну - Новелла современной Румынии

Кооператив находился далеко, на самом краю села, в старом, затерянном в глубине запущенного сада барском доме, и добраться до него можно было лишь по вечно затопленному грязью переулку.

Выругав мысленно Народный совет, который, «черт бы его побрал, до сих пор не позаботился о том, чтобы высыпать хоть воз гравия в это болото», — Ион Хуцуля толкнул плечом калитку, вошел в сад и размашисто зашагал прямо по траве. Пройдя немного, он остановился. «Вот поди ж ты! Закрыто!» — проворчал он с досадой, увидев темные окна помещения. «Браво, продавец, так и надо! Постой-ка! А может, секретарь именно потому советовал мне побывать в кооперативе! Да, конечно, я должен бы заняться немного и кооперативом». Ион, раздраженный, повернулся, чтобы уйти, но, не сделав и двух шагов, снова остановился, потому что ему показалось… Да, да… откуда-то из темноты доносились звуки губной гармошки, на которой играли где-то близко… и мелодия была похожа на… Ион провел рукой по лбу, точно силясь что-то вспомнить, и чуть не крикнул: «Господи! Да ведь этот танец «киндию», так играет только мой брат Михай».

Словно из какого-то тайника, в уме Иона возникают картины детства: вот они вдвоем, он и брат, выходят вечером на берег речки, устраиваются под ракитой, и Михай начинает играть на губной гармошке. Обычно он прислонялся спиной к дереву, упирался локтями в колени, наклонял голову с белокурыми, словно ржаная солома, волосами и играл. Меж его тонких загорелых пальцев гармошка сверкала, как серебро, и его большие, ярко-голубые, как цветы льна, глаза блестели, излучая счастье: весь мир принадлежал ему!

Он, Ион Хуцуля, болтал ногой в воде, мусоля во рту травинку, млел от удовольствия и просил брата играть еще, играть все, что тот знает. Иону необычайно нравилось, как ловко управлял Михай своим дыханием, словно он не дул в гармошку, а она была спрятана у него в горле. Именно так и думал он тогда. «Вот глупости», — пробормотал Ион, смутившись от мыслей, пришедших ему в голову, и хотел уже возвращаться домой. Но вместо этого, словно подталкиваемый кем-то, он нерешительно шагнул к дому, откуда доносилась мелодия.

Какое-то внутреннее побуждение, любопытство и упрямство вели его вперед, словно заставляли его взглянуть своими глазами, убедиться. А в чем? В сущности говоря, он и сам не знал в чем. Но он должен был… Должен был увидеть.

«В конце концов, что особенного, если Михай играет на гармошке в кооперативе? Может, он здесь с Руксандрой! — И Ион почувствовал при этой мысли легкую радость. — Посмотрю». Виновато улыбнувшись в темноте, он осторожно приблизился к освещенному окну, выходившему на задний двор. Поднялся на завалинку. Опершись коленом о доски завалинки, крепко ухватился рукой за круглый столб. Но что это такое? Что здесь происходит? Вместо Руксандры он увидел незнакомых полупьяных женщин, а среди них — своего брата, игравшего на гармошке, продавца кооператива и бывшего барского управляющего — Георге Котуна. Больше всего Иона потрясло то, что его брат может пить и находиться под одной крышей с Георге Котуном. Этот удар ошеломил его. На мгновение Иону показалось, что все вокруг него завертелось колесом. Глаза, ослепленные светом, затуманились. Как и тогда, пять лет назад, черная волна захлестнула его разум, как и тогда, в ушах стоял звон, ноги дрожали и подгибались. Его как-то медленно покачивало, точно он куда-то плавно летел. И он дышал порывисто, со свистом. Тело сковала непонятная усталость и тяжесть. Силы покидали его. В одно мгновение перед ним пронеслось как во сне: опрокинутая чаша неба, неправдоподобно синего, чуть розовеющего в первых лучах восходящего солнца, земля, разрезанная на пласты плугом, застывшая, словно в ожидании, и глаза Георге Котуна, злые, налившиеся кровью, холодные и пустые, как еще дымившееся после выстрела дуло смертоносного оружия.

«Земли захотел? На, жри ее!»

Ион Хуцуля не мог бы сказать, долго ли простоял он под окном, не отрывая глаз от грязного стекла, не мог бы он ответить, когда спустился вниз с завалинки и подошел к-двери. Очнувшись, почувствовал только, что щеки у него горят, точно ему надавали пощечин. Поднял руку, чтобы постучать в дверь, рука бессильно упала, как перебитая.

— О господи! Что со мной? Я потерял голову? Мне мерещится? Этого не может быть. Разве это возможно? Мой брат — с Котуном, здесь?!

Ион слышал от людей, что Георге Котун, отбыв срок наказания, возвратился весной из тюрьмы, что у него было припрятано наворованное у барина золото, с помощью которого он начал теперь обделывать разные нечистые делишки. Слышал Ион и о том, что брат его, Михай, стал пьянствовать, но не хотел этому верить. А теперь Михай пил в этом доме с человеком, который всадил пулю в грудь его брату, и Ион прямо не верил своим глазам.

Ион начал бешено колотить кулаком в дверь. Раз, другой… Что-то шлепнулось на землю: кусок штукатурки отделился от стены у притолоки двери и упал у порога.

Музыка вдруг оборвалась, словно музыкант захлебнулся. Поднялась суматоха и шум: низкие мужские голоса (среди которых он узнал резкий, повелительный голос брата) перемешались с шушуканьем женщин, напоминавшим шипение гусей; послышалось звяканье посуды, грохот передвигаемой мебели, шорох шагов, а потом, словно откуда-то издалека, до боли знакомый голос:

— Ну-ка поди посмотри, что за скотина там ломится. И отдохнуть не дадут…

Ион услышал, как кто-то, тяжело ступая, приближается к двери.

— Кто там еще? Чего надо?

Голос больно хлестнул его. У Иона вдруг пересохло в горле. Проглотив подкатившийся к горлу комок, он приказал себе отбросить все мысли и воспоминания. Выкинуть из головы все! Превратиться в каменную стену, как он это делал на фронте, чтобы избавиться от гнетущего чувства, какое бывает перед атакой.

— Я, Ион Хуцуля. Открывай!..

— Ааа, тты, который, ккак говорится! — проговорил человек из-за двери заплетающимся языком. Стукнула щеколда. — Ппожалуйста… ппожалуйста… ввот ссюда… у нас ттемновато… ммы ттут изредка, ччесс… слово… один стаканчик… ппожалуйста… товарищ ссчетовод, твой брат… Ввот я и говорю…

Открылась вторая дверь, и в лицо Иону ударила волна тусклого света, спертого горячего воздуха, насыщенного табачным дымом, запахом соленых огурцов, чеснока, пряными испарениями цуйки и разгоряченных человеческих тел. Ион Хуцуля быстро-быстро заморгал, точно его ослепило, решительно шагнул в комнату и прямо направился в угол, где сидел Георге Котун. Бывший управляющий, увидев Иона, побледнел. Он махнул рукой, точно прогоняя призрак, и попытался встать, но тут же бессильно упал обратно на стул и, кряхтя, подобрал под себя ноги, да так и остался сидеть скорчившись: он был мертвецки пьян.