Михаил Садовяну - Новелла современной Румынии

— Все село только об этом и толкует. Слышишь ты? Только об этом. Что с тобой? Разве ты не слыхала, что он путается со вдовой вахмистра и с другими распутницами? Что за черт! В каком мире ты живешь?

Глаза женщины расширились, — и Ион уже не видел больше ничего, кроме этих глаз, в которых читались ужас и отчаяние. Руксандра напоминала раненого-зверя. Губы у нее дрожали, и только теперь Ион заметил, как она исхудала и как изменилась; на миг ему даже почудилось, что перед ним чужая, незнакомая женщина. «Она сама этого захотела. Она сама выбрала», — промелькнуло у него в голове, но он тотчас же устыдился своего злорадства. Немного погодя, овладев собой, он начал, правда неуклюже, подыскивать теплые слова утешения, доказывать ей, что для нее еще не все потеряно, что она молода, что вся жизнь впереди, что она еще может быть счастлива, стоит только захотеть…

Его слова вконец расстроили Руксандру. Она закрыла лицо руками и зарыдала. Ион, смущенный и взволнованный чуть не до слез, не знал, что еще ей сказать. Он медленно опустился на завалинку и напряженно ждал, когда она успокоится. Боясь, что она опять разрыдается, и понимая, что в одиночестве она будет еще больше страдать, он уговорил ее пойти с ним в поле, на уборку свеклы.

По пути они больше ни о чем не говорили. Выйдя на улицу, медленно зашагали рядом по середине дороги.

Туман стал еще гуще и тяжелее. Его клочья медленно переползали через канавы, стлались, вытягиваясь, вдоль дороги, повисали на оголенных ветвях деревьев. Хлопья тумана проплывали у них перед глазами и, словно лаская, задевали их лица. Так они миновали село и вышли в поле.

Теперь они шагали совсем рядом, держась еще ближе друг к другу, словно боялись заблудиться, затеряться в бескрайнем поле, придавленном тяжелой завесой тумана. Речка тихо журчала в долине, пробираясь меж ракит, и шум воды, казалось, был приглушен туманом. Туман приглушал и шум шагов и их порывистое дыхание. Они шагали все быстрее и быстрее, с трудом переводя дыхание. Их руки изредка соприкасались. Тогда оба невольно вздрагивали и отдалялись друг от друга. Затем через несколько шагов опять приближались, при этом глаза их были все время устремлены вперед, в молочно-голубой туман, сквозь который ничего нельзя было разглядеть. Кругом все словно замерло, только тихо журчала речка. Лишь изредка слышалось глухое карканье ворон. Время от времени из села доносился лай собаки или скрип немазаного колеса, вонзавшийся во мглу, как короткий почти человеческий крик. Ион и Руксандра шли теперь так близко друг от друга, что соприкасались не только их руки, но и плечи. Однако они продолжали молчать, не произнося ни единого слова, точно боялись нарушить тишину и очарование этих счастливых мгновений, вспугнуть неведомое печальное и сладостное чувство, овладевшее ими. Они словно догадывались, что оно скоро исчезнет и в сердце останется рана, но пока они думали о переживаемых ими мгновениях и о том, что эти мгновения вот-вот улетят и больше никогда не вернутся. Они вообще едва ли о чем думали. Они почти забыли и о Михае и словно во сне шли все дальше по полю, утонувшему в тумане.

В это самое время на другой стороне поля, со стороны колсельхоза, быстро несся сквозь туман легкий шарабан, в который был запряжен караковый конь, высокий, поджарый, с белой звездочкой на лбу. Ветер трепал его длинную гриву. Тележка накренялась то на один, то на другой бок, оставляя за собой две глубокие колеи в липкой, черной, как смола, земле. На сиденье, обитом вытертой кожей, находился Михай Хуцуля. Мутные глаза угрюмо смотрели вперед. Видно, он не выспался. Когда Михай взмахивал бичом, стараясь огреть коня по вытянутой шее и чутким ушам, нижняя челюсть у него тряслась и ноздри раздувались. Он не щадил коня, беспрерывно погонял его и все громче дышал, как будто сам бежал рядом. Грязь, летевшая из-под копыт коня, хлестала седока по щекам. За шарабаном гнался ветер. Он настигал его, перегонял и оставлял позади, перекатывая по пустынному осеннему полю огромные клубы тумана.

Михай давно уже протрезвился, и в голове у него со скоростью ветра проносились нелепые мысли, отрывочные и бессвязные. В то же время он хотел отделаться от мрачных предчувствий, терзавших его душу. Накануне вечером, когда Ион ушел из кооператива, Михай быстро протрезвился без всякой посторонней помощи, без ведра холодной воды, в таких случаях выливавшегося на голову. Он со страхом начал придумывать, как бы ему выбраться сухим из воды. Он искоса, с ненавистью посматривал из-под насупленных бровей на болезненно-бледное, худосочное лицо Георге Котуна, и мозг его лихорадочно работал, совсем как мельничное колесо. «На свое горе связался с ним, — говорил себе Михай. — Из-за него, подлеца, я тогда совсем одурел, будь она проклята, эта земля, — и теперь я должен за все расплачиваться. Ну и дурак же я! Зачем я опять подпустил его к себе? Ну, будь что будет! Раз уж судьба связала меня с ним, пускай теперь вызволит меня из беды!» Он подхватил бывшего управляющего — а теперь владельца мелочной и овощной лавки на Главной улице — под мышки, подтащил к колодцу и вылил одно за другим ему на голову несколько ведер воды, пока тот наконец очухался и стал дрожать от холода.

В доме, выпив рюмку цуйки, чтобы согреться, и поставив перед Котуном миску с солеными огурцами, Михай начал напрямик:

— Котун… видишь ли что. Дела маленько запутались. Мне нужны деньги. Немедленно, слышишь? Сейчас же, нынче ночью.

Котун откусил кусок огурца, — вокруг распространился кислый запах, — поднял мутные глаза и произнес лишь одно слово:

— Сколько?

Сумма оказалась довольно большой, но Котун не пикнул. Он только мотнул головой, наклонившись, схватил миску и начал шумно хлебать из нее рассол, пахнущий перцем и укропом; зеленоватая струйка побежала по подбородку, потекла по горлу, по воротнику рубашки, по груди. Опорожнив наполовину миску, он повернулся на стуле и спросил:

— На что тебе такая уйма денег? Завтра мне нужно брать товар…

— Дело вот в чем. Ты знаешь, они все время следили за мной. Они послали сына конюха, Митру Булигу, в Буковину, в Пэтрэуць, и вчера вечером парень вернулся. Я как будто уже сказывал тебе об этом. А теперь еще новая напасть из-за моего брата. Черт бы его побрал!.. Сколько раз я тебе говорил: бросим глупости! Не место здесь… Вот и обернулось так, что я просто не знаю, как после этого ему на глаза показаться, потому он не такой человек, чтобы забыть, что… ты… понимаешь? И потом мое положение в колсельхозе… твое положение… понимаешь?

— Так чего же ты хочешь?

— Нужно, — а не то что я хочу! Нужно самое позднее завтра раздобыть дранки… — Он резанул себя ладонью по горлу. — За один день, то есть самое позднее завтра, я должен хоть из-под земли, из зеленой травы достать три воза дранки, понимаешь?