Наталья Нестерова - Дом учителя [litres]

– Господь уберег, – мелко перекрестилась мокрой рукой Татьяна Петровна, – не забеременела твоя Катенька. А то бы – куда денешься. Я по большой любви замуж выходила. Не подметки у нас полыхали, мы с головы до ног горели. У мужа был брат Колька. Гулял с девушкой, сосватали, свадьбу назначили. За неделю он возьми да и заяви: мол, не могу жениться, не судьба моя она, девушка-то. Родители в ужасе. Не позорь нас перед людьми: продукты уже куплены и приглашения разосланы. Колька – ни в какую, не моя она судьба. И что за Колю в положительном плане говорит: он с невестой все обсудил, мол, мы не пара. И она вроде бы согласилась. А потом началось такое давление с двух родительских сторон, их-де опозорят на всю оставшуюся жизнь, как людям в глаза смотреть станут.

– Вот и я о том же. О нашей извечной оглядке на мнение других. Что люди скажут, что люди подумают. Слюбилось у них после свадьбы?

– Где там! Мука мученическая, а детки-то народились, их поднимать надо, не разбежишься, не разойдешься, как в море корабли. Анна Аркадьевна, дальше я сама тут управлюсь, вы идите отдыхать. Спасибо вам! Низкий поклон! Так помогли мне сегодня!

– Полноте. Я ведь молчала большей частью.

– Как умный человек молчит и как дурень – очень разнится.

– Татьяна Петровна, сегодня мы были свидетелями того, как Юра, в противоположность своему дяде, не прогнулся перед чужой волей, не уступил общепринятой морали. Согласитесь, что это непросто и требует мужества. Другое дело, – размышляла вслух Анна Аркадьевна, – что их подобного рода стойкость напоминает возведение кирпичной стены с единственной целью написать на ней похабное слово.

Татьяна Петровна не поняла про каких «их» говорит Анна Аркадьевна и слегка обиделась за сына:

– Юрчик пристройку построил, а не стену. На заборах он писал, только когда совсем маленьким был.

– Вы правы, – механически кивнула Анна Аркадьевна. – Они еще не излечились от детских болезней. Я много раз наблюдала, как дети строят замки из песка или лепят снеговика. А потом с большим азартом крушат свою работу. Что им доставляет большее удовольствие, строить или разрушать?

– Я не знаю, – ответила Татьяна Петровна.

– И я тоже.

Через два дня Юра провожал Анну Аркадьевну на вокзале. Катил от такси чемодан, нес дорожную сумку, у нее в руках была только надежно упакованная картина с котом-охотником. Юра устроил багаж в купе, они вышли на перрон прощаться.

– Доброго пути! – сказал Юра, который явно не знал, какие слова говорить, и тяготился.

Анна Аркадьевна поманила его указательным пальцем, заставила склониться, сказала на ухо:

– У меня к тебе просьба, даже не совет. Обнимай и целуй мать, когда уходишь из дома и возвращаешься. Будь счастлив, мальчик!

После лечения Анны Аркадьевны в Кисловодске прошло больше полугода, и она уже не помнила ни милую хозяйку, ни ее сына. На Новый год поздравила по телефону Татьяну Петровну, а на Восьмое марта, хотя и собиралась, забыла. Нераспакованная картина с котом, вовремя не отвезенная на дачу, пылилась за диваном.

Столичная жизнь саму тебя делает кошкой, которой постоянно подбрасывают приманки: пустышки-фантики на нитке или лакомые кусочки в укромных местечках. Кошке немало лет, ее уже не тянет играть с фантиками, а все вкусняшки давно приелись. С биологической точки зрения старая кошка, как и пожилая женщина, природе больше не нужны. Они выполнили свое предназначение, дали жизнь потомству и воспитали его. Теперь и вовсе настали времена, когда прервалась связь, передающая знания и навыки от старшего поколения к младшему. Впервые в истории человечества внуки умнее бабушек и дедушек. Бабушка не успевает следить за движениями трехлетнего внука, тыкающего пальчиком в экран планшета. Дедушка не верит внуку-подростку, что на мировых соревнованиях по компьютерным играм у чемпионов до пятнадцати ударов пальцем в секунду. Понятие «игры» для дедушки связано с забавами, но когда внук пытается предметно объяснить ему, как это сложно, дедушка не то что не в состоянии пройти первый уровень, он условий игры освоить не способен. Дедушка и бабушка рассказывают, что раньше не у всех были телефоны в квартирах и по городу стояли телефонные будки. С точки зрения внуков, у которых сотовый телефон следующая после пустышки игрушка, это дремучая старина.

Анну Аркадьевну противное осознание собственной ненужности раздражало точно камешек в ботинке. Современных детей надо воспитывать и учить по-другому. Как? И тут из сознания выплывало стойкое нежелание во всем этом разбираться: искать, пробовать, экспериментировать. Я старая кошка, мое место на печи греться. Имелась отговорка, связанная с предметом ее, Анны Аркадьевны, изучения. Базовые принципы поиска и отбора одаренных детей не изменились и не могли измениться. Одаренный ребенок хоть у первобытного костра, хоть из пробирки биологически будет схож. И все-таки ее не оставляло чувство, что она в составе многомиллионной армии муравьев-ветеранов учит молодежь строить подземный муравейник со сложными ходами, укрытиями, хранилищами запасов пищи и любовно пестуемых яиц, а дети-муравьи уже перебрались жить на деревья.

К профессиональным раздражителям добавлялись женские возрастные. Анна Аркадьевна себе не нравилась. Она никогда не была писаной красавицей, ее коньком были шарм и обаяние, которые питались игривостью, живостью ума, остроумием. Если Анна Аркадьевна сидела и молчала, то сливалась со стеной, когда открывала рот, то через несколько минут становилась царицей бала. Женщина может нравиться всем, ее могут засыпать комплиментами, но если она не нравится самой себе, то дело плохо, душевного покоя не видать.

Анна Аркадьевна боялась повторить маму.

Приехала к родителям, им было за пятьдесят, ночью они ссорились, папин голос был плохо слышен – глухое редкое бу-бу-бу, а мамины выкрики отлично различались. Я всю жизнь с тобой одним… других мужиков не знала… не то что некоторые бабы… они умные, а я дура, только с тобой… как ты мне отплатил… Анна Аркадьевна в соседней комнате спала на одной кровати с Любаней, Лёня рядом на раскладушке. Анна Аркадьевна тихо гладила дочь, вытягивала голову, посматривая на сына, боясь, что он проснется. Они бы не поняли, из-за чего дедушка с бабушкой ссорятся, но могли бы почувствовать, что маме очень-очень стыдно. Ей в детстве часто бывало стыдно за маму и никогда – за папу. И в то же время Анна Аркадьевна почему-то знала, что мама, иногда ненавидимая до спазмов в горле, душевно богаче, чем обожаемый папа.

Анна Аркадьевна прислушивалась к себе. Никакого сожаления: один Илья, единственный мужчина за всю жизнь – она не испытывала. Да и реальных претендентов, покушающихся на ее супружескую верность, не имелось. А если бы имелись? Анна Аркадьевна прислушалась к себе внимательнее. Сто лет мне не нужны!