Наталья Нестерова - Дом учителя [litres]

– У вас все в порядке? Мирно?

– Всё мирнее и мирнее, – отвечал запыхавшийся сын.

В дверь позвонили.

«Хорошо бы Дед Мороз, – подумала Анна Аркадьевна, направляясь в прихожую. – Вернее, летний чудо-производитель, который легким щелчком пальцев разрешит все мои проблемы или хотя бы часть из них. В старости, как в детстве, отчаянно хочется, чтобы кто-то добрый и волшебный тебе помог. Дети верят в сказку, а старикам надоело сражаться с былью».

За порогом стояла соседка Ольга. Поздоровавшись, протянула баночку:

– Сливовое варенье, как вы любите, с косточками.

– Проходите, Оля, попьем чайку, если вы не торопитесь.

Она не торопилась. Когда Ольга заявлялась к соседке, было два варианта развития событий. Анна Аркадьевна принимала подарок (только домашние консервы), благодарила и извинялась, что не может пригласить, занята или торопится. Второй вариант – с приглашением на чаепитие. Первый вариант мог перетечь во второй, если без слов Ольга будет изображать кручину, а непроизнесенные слова легко угадывались мне ТАК надо с вами поговорить! Нынче кручины не наблюдалось. Напротив, Ольгу распирало от какой-то радости. Ей было невдомек, что, гостеприимство Анны Аркадьевны объяснялось корыстью: «Не Дед Мороз, конечно, но может помочь в поиске комнаты для Юры».

Из всех тематик, содержаний бытовых разговоров Анна Аркадьевна более всего любила, когда один человек хвалит другого. Мы можем долго и нудно перечислять нанесенные кем-то обиды, несправедливости, давать отрицательные характеристики и делать пространные выводы о человеческой подлости, а хорошее всегда кратко: порядочный, честный, добрый. Если сбросить со счетов тосты на юбилеях, то искренне и долго, самые лучшие слова говорят о человеке на его поминках. Очень вовремя для усопшего.

Ольга рассказывала про автомобиль, который ее сын Петька купил жене Марине, про коттедж, который он выстроил в Подмосковье, про ненаглядную внучку с ангельским именем Серафима, которая носится как чертик по комнатам и лестницам. Между Ольгой – молодой женщиной четвертьвековой давности с сыном-дебилом и этой счастливой бабушкой была такая же разница, как между злой нищенкой и умиротворенной королевой-матерью.

Описывая коттедж, Ольга похвасталась его главным достоинством:

– Пять сортиров!

Анна Аркадьевна удивленно вскинула брови, и Ольга пояснила:

– Не как у того нового русского, помните, вы рассказывали?

Анна Аркадьевна не помнила, но это вполне могло быть. В грязно-пенистую пору зарождения рыночных отношений они ездили на родину Ильи Ильича. Его одноклассник, выбившийся в новые русские, затащил в свой новый дом. Участие архитектора в строительстве не просматривалось. Трехэтажный барак – бетонная коробка с окнами. Подобное здание могло быть конторой, жилым домом на несколько семей или тюрьмой (решетки на окна). Единственная ванная комната на первом этаже, а в туалет надо было ходить на улицу, по доскам, положенным в грязь, в кусты, к вонючей будке. При этом в многочисленных комнатах стояла раззолоченная мебель с парчовой обивкой в цыганском вкусе.

– Оля! Я очень рада за вас и за Петю. Вы заслужили всего того, что он добился.

– Только вам благодаря вечной памяти…

– Я еще жива, – перебила Анна Аркадьевна. – Хотела попросить у вас совета или обратиться с просьбой, не знаю, как точнее сказать. В Кисловодске, благодаря вашей протекции, я жила у очень хорошей женщины. Ее сын замечательный талантливый мальчик…

Анна Аркадьевна, с удовольствием преувеличивая достоинства Татьяны Петровны и Юры (надо чаще и больше говорить доброе о людях), поделилась своей заботой – найти на несколько месяцев комнату для Юры, желательно не очень дорогую.

И тут раздался неслышный щелчок пальцев чудотворца, невидимый взмах волшебной палочки.

– Пусть безденежно у меня в квартире живет, – сказала Ольга. – Цветы будет поливать. Мне не наездиться, а Петька по дизайну не хочет горшки перевозить на дачу, а соседка из семнадцатой квартиры, очень хорошая женщина, то перельет, то засушит, а пианистка из девятнадцатой все время гастролируется, Марь Ванна с третьего этажа через день невралгируется – думает инфаркт, «скорая» приезжает, оно невралгия, а Лена с пятого этажа…

Оля прошлась по соседям, не упомянув Анны Аркадьевны. Без умысла или упрека, искренне считая, что обращаться к Анне Аркадьевне с подобной просьбой цветы в горшках поливать – не по чину, не барское это дело.

– Еще чаю? – предложила Анна Аркадьевна, у которой гора свалилась с плеч.

«Камень с души, – думала, Анна Аркадьевна, – это про проблемы морально-нравственные, гора с плеч – про материально-бытовые. У нас трудности все какие-то монолитные».

Ольга активно приглашала в гости посмотреть их загородный дом. Анна Аркадьевна говорила, что с удовольствием бы, но Илью Ильича сейчас и до конца сельхозпериода с дачи на аркане не вытащить.

– Он у вас такой видный мужчина, – уважительно сказала Ольга. – Когда форменный (надо полагать, в военной форме), даже робость берет и живот втягивается. А когда видишь, как идет по-простому и в пакете саженец, так сразу человечный.

– И живот не втягивается? – рассмеялась Анна Аркадьевна.

Утром следующего дня за завтраком, подлизываясь к мужу, она смешно рассказывала о том, что, по мнению соседей, полковничьи погоны делают его бесчеловечным и вызывают желание взять под козырек. Илья Ильич пожал плечами и принялся за яичницу. Нарыв еще не созрел, поняла Анна Аркадьевна, давить бессмысленно. Но муж все-таки испытывал легкую неловкость за свою холодность, и на этой волне информация Анны Аркадьевны: из Кисловодска приезжает сын женщины, у которой она квартировала, будет жить у Ольги – проскользнула листочком по быстрой воде.

Илья Ильич лелеял свою тающую обиду, Любаня, взлохмаченная, невыспавшаяся, в халатике поверх ночной рубашки, зевала так, что кусочки бутерброда вываливались изо рта. Она могла бы поспать еще ЦЕЛЫХ ДВАДЦАТЬ МИНУТ, ей к десяти. Но она, Любаня, послушная дочь, а мама твердо постановила: если мы семья, то должны проводить вместе хоть какое-то время. Регулярно, ежедневно. Обеды, включая воскресные, а также ужины из-за твоей бурной светской жизни отменяются, и никто не собирается тебя неволить, но завтраки – будь любезна.

– Аня! – хмуро попросил Илья Ильич. – Пусть ребенок еще полчаса поспит.

– Хорошо, – легко согласилась Анна Аркадьевна. – Ты опоздаешь и будешь ее сторожить или я?

– Все нормально! – встрепенулась дочь. – Я в порядке, пулей в ванну…

– Иди уж, подреми, – смилостивилась Анна Аркадьевна.

Умчалась, и в кухне словно пригасили свет.

– Она у нас необыкновенно прекрасная девочка, – тихо сказала Анна Аркадьевна.