Юрий Тешкин - Полковник

Да, конечно, от всего этого на первый взгляд веет некоторой новизною, привлекательность даже ощущаешь. Как от всего, что только-только зарождается. Да, еще и график работ не отрегулирован, еще неясно, положено ли на собак по двадцать рублей, дается ли час на обед, — еще многое отладится, отрегулируется со временем. Еще нет единства в работе всех двадцати восьми стоянок области. Но уже взгромоздился над ними комбинат, уже счет есть в банке, уже не просто любительское общество автовладельцев, а уже — нечто… уже затягивает, накрывает их всех… что-то огромное, тяжелое, несуразное… Вчера один вносил очередной взнос за стоянку и сказал с облегчением: «Последний!» — «Что, — спросил Сашка, — никак гараж построил?» — «Нет, все — продаю тачку! К черту, намучился!!»

Все расхаживал, цыкал, плевался Сашка и думал, что экономически эта несуразица вполне объяснима. Видно, где-то наверху не совсем у нас отлажен механизм оплаты за труд. Вот и появились излишки денег у части населения. А если б у всех была зарплата около средней по стране — рублей в сто пятьдесят, в двести, — то попробуй-ка купи «Волгу»! Это ж лет десять надо всю зарплату откладывать, а на что жить тогда? Не-е, тогда «Волгу» не купишь. А вот несовершенство оплаты нашей и приводит к тому, что у многих скапливаются излишки, вполне достаточные для машины. Но ведь дальше этого, конечно, дело не идет: ни дорог, ни станций техобслуживания автовладельцам этим дутым, естественно, никто предоставлять не собирается. Еще чего! Тебе, значит, машину заправляют, чистят, а ты в это время в баре — ноги на стол — пивцо потягиваешь, стриптизиком наслаждаешься! Ну нет — так у нас с тобой, дорогой товарищ, не пойдет! Так у нас была бы совсем уже другая страна! Да, совсем другая… не наша… Да-да — дело тут не в технической отсталости, человеком надо быть… да-да, человеком… А так — кто они?.. Бедолаги, самые настоящие бедолаги… Что за владелец машины безгаражной? Владелец половинчатого счастья, ущербленного какого-то счастья, владелец бесправного какого-то права… права на другую какую-то жизнь, надо полагать по их доходам, на какую-то шикарную жизнь… А права-то и нет! «А права-то как раз вы и не имеете, — с удовлетворением повторяет Сашка, расхаживая по комнате, — нет, нетути, ибо вся страна пока имеет право — сами ж говорили! — на велосипед пока, вот так-то! — Да, конечно, Сашка согласен, что мизерная часть нашего общества, министры, к примеру, или академики заслуженно должны получать больше, чем средние две сотни по стране. И они заслуженно могут иметь личные машины. Даже «Волги». Но ведь такие и не стоят у них на стоянке. Такие и на гараж имеют законное право. Такие друг у друга не будут откручивать подфарники, как у них на стоянке откручивают. Тут все должно соответствовать: и большие деньги, и… большая совесть. Такой рядом с машиной не будет выглядеть плебейски, как вы! Как вот эти, вот эти! Тычет он пальцем в окошко… И чем больше он ругался и плевался, чем больше накачивался, тем яснее и несуразнее вырастало то чуждое, инородное, что запросто могло теперь не дать Сашке заслуженного отпуска. — Да как же так?! — прикрикнул он и стукнул кулаком по столу. — Да не имеете никакого права! Не давать отпуска!»

Он уперся в стол кулаками, перед ним доверчиво мерцал нежный овал «Незнакомки». Сашка снял трубку, набрал «сто», точное время ответило: «Ноль часов, двадцать одна минута…» Это успокоило немного: все ж существует что-то, в чем нельзя сомневаться. Хоть и привычное до того, что и не замечаешь… пока не приспичит… отпуска, к примеру… ах, чтоб ты… трам-пам-пам… вот ведь привязались! Да не в них и дело!.. А… дело во всем, что теперь окружает Сашку, — и отпуска, и точное время, и… и все остальное, среди которого он прожил, не очень-то задумываясь, уже большую часть своей жизни. И было, оказывается, в той жизни все не так уж и плохо… отпуска… вот привязались… трам-пам-пам… Да нет, не в них, конечно, дело, а… а во всей жизни дело. Да, да, если сейчас охватить все единым махом, представить всю ее разом, сразу всю, всю — от военного детства, неуютной юности… всё, всё… если сразу взять в единый взгляд — не так-то и плохо все было, да совсем неплохо, черт!! Конечно, было много и тяжелого, чего там… и холодновато, и голодновато, но все-таки такого своего — понятного, кровного… Даже и тот лесоповал! А что, и там люди! Начальник лагеря майор Козырь — человек! «Теперь все от тебя зависит, Копытов. И еще помни, Копытов: людей хороших больше, чем плохих. Ну а если трудно будет, напиши нам — чем сможем, поможем!» Так что Сашка не в обиде за лесоповал: заработал — получи! Все так. Но вот чтоб так бессовестно зажали отпуск — этого еще не было! Нет, такого еще не было.

«Да не имеете права!» — Сашка так стукнул по столу, что скривился от боли. Вздрогнула и опять уселась на место «Незнакомка»… А черт их знает, может, и имеют — ведь зажали же спецодежду. Это ведь для них, понятно, — дополнительные расходы, они ж нам свои платят, как же-с, кровные! Уж они-то, если есть возможность, урвут. Урвут! — сильно подкатывало что-то непонятное, еще за сорок восемь лет ни разу не испытанное. И накатило, накатило на Сашку всеми клетками, всей душой, кровью до двадцатого поколения предков, такой огромной ненавистью накатило к ним! Что аж зубами заскрипел ознобно. И все ж непонятно было, к кому конкретно. Потому что конечно же не к этим трем сотням бедолаг, что стояли у них на стоянке. Этих-то Сашке жаль было. И особенно почему-то товарища Мурасеева. А ненависть в Сашке извергалась непонятно и к кому… просто к чему-то ужасно нелепому, что где-то там вдали вставало, голову приподнимало над этой, в общем-то, пока безобидной и даже смешной стояночкой. А тут как раз звонок:

— Мурасеев Ве Ге — все гениальное, Александр Иванович, как известно, просто!

— Наверное, — в рассеянности Сашка отвечал, — так оно и есть.

А надо сказать, что основной пружиной товарища Мурасеева было упрятанное на самом дне души то, что сам он не имеет машины. Не имеет самого главного права принадлежать, входить беспрепятственно в это здание, в этот храм, где отношения между людьми наконец-то настоящими стали! Наконец-то отвечают высоким законам справедливости. А то, что отношения между людьми, какими бы они на сегодня ни были запутанными и многогранными, должны отвечать железной логике, — это для товарища Мурасеева было несомненным. Иначе же вся наша жизнь — алогический сон. Ведь даже шахматная игра уж на что сложна, а все ж подчинена шахматной логике. ЭВМ уже досконально познала эту логику, уже в человеческой ЭВМ стала потихоньку разбираться. Человек, разумеется, богаче всякой машины, но ведь суть-то в принципе: все должно подчиняться логике. А начать разбираться в этом многообразии можно и с простой (пользуясь шахматной терминологией) партии человеческих отношений — например, на базе их платной автостоянки.