Юрий Тешкин - Полковник

Сперва была просто мечта о новом экономическом порядке. Долго выкристаллизовывалась в товарище Мурасееве эта мысль, долго вынашивалась идея. Еще труднее было начать реализовывать, воплощать на конкретном участке земли — пустыре, на котором мальчишки гоняли в футбол. Огородить первичным забором, повесить первый замок… Часами, приходя сюда, Мурасеев сидел на ржавой трубе, следил рассеянно за игрой и думал, думал… Как отделить хотя бы частичку, облагородить ее, вырвать из лап того огромного, грубого, что уже много лет нелепо насмехается над товарищем Мурасеевым. Уже лет десять насмехается, после того как неожиданно, в полном расцвете сил и надежд, сократили его из армии. Конечно, дали неплохую пенсию, но разве ж так можно?! Человека в полном расцвете сил и надежд! Редкая женщина не глянет на огромную ладную фигуру, волевое лицо, решительный нос. Редкая устоит, если подхватит товарищ Мурасеев под локоток, увлечет в свой стремительный, энергичный ход. Жизнь впереди обещала так много! Мускулы сильны, сердце бесшумное, разум не испорчен алкоголем, шагай да шагай! — хо-хо! — покрикивай. Жена, сыновья такие же здоровые — никто не мешает. И на тебе — отставка! Во всей нелепости, во всей несуразности враз вдруг предстала безоблачная доселе жизнь, во всем своем сыром несовершенстве. Как чуждая земля, как сиротство для всякого здорового душой и телом человека. «За что же мне-то расплачиваться?! — возопил тогда Ве Ге впервые. — За чьи грехи, чью путаницу великую, несовершенство чье?!» И затаился, в себя ушел. Вначале, правда, вдрызг напился, впервые в жизни напился. С женой поругался, поплакал… А уж потом все — протрезвел на всю оставшуюся жизнь. Ушел в себя, затаился, стал копить, лелеять свой витамин. Да-да — он так и называет то, что созрело в нем тогда, во время неприкаянного сидения на ржавой трубе на краю бросового пустыря, где мяч гоняли маленькие разбойники, — витамин! Жизни явно не хватает полезных витаминов, животворящих соков, правильно взросших побегов. Владимир Георгиевич крепко задумался тогда о первом таком побеге истинно правильных человеческих отношений. Чтобы впредь никогда не страдали безвинно люди, полные сил и надежд, так нелепо выброшенные за борт этой самой, с позволения сказать, жизнью! Дающей даже какому-нибудь безмозглому недотепе, хлюпику какому-нибудь — всё, всё, всё! А вот товарищу Мурасееву — ничего, ничего, ничего! Нет-нет — так дело не пойдет! Сидел до темноты на ржавой трубе, покусывал горькую былинку, а мальчишки гоняли мяч, потные, грязные, ссорились из-за пеналя, кричали: «Было!» — или: «Не было!» А Владимир Георгиевич рисовал в своем воображении облик прекрасной платной стоянки.

Прошло не так и много времени, и многое сбылось уже. Триста сорок счастливцев благодарят за стоянку. Целый журнал благодарностей: «Вы вселили покой в мою душу, спасибо Вам!» — «Вы вселили надежду в нас с женой…» — «Вы спасли…» — и так далее. А сколько сил, времени и настойчивости потребовалось, чтоб убедить руководство трех самых влиятельных организаций района — КБ, ЦНИИ, Химмаш — взяться строить на паях платную стоянку! Убедил — деньги перевели, а дальше? Где люди, где материалы? Обо всем Мурасеев договаривался, обещал, просил, придумывал что-то. Наконец построил. Но своих-то пайщиков хватило лишь наполовину стоянку заполнить, обещанной отдачи нет, конечно, срочно пришлось брать со стороны. Теперь, с годами, свои уже машины приобрели, а мест-то нет! Попробуй-ка заставь кого-нибудь освободить местечко! В общем, всего хлебнул. Сколько дум, сколько бессонных ночей, нервотрепки сколько! Чего все это стоило товарищу Мурасееву — один господь бог в курсе! Вот и стало сердце от такого нечеловеческого напряжения пошаливать… Зато все яснее предстает, формируется, реальностью обрастает корабль, на борту которого название «Автовладелец». Набирает мощь, раздувает паруса, изяществом очертаний становится все более привлекательным. Этому гордому кораблю не страшны ни беспорядочные волны, ни отсутствие маяков, ни бездонные глубины. Он как «Летучий голландец» пронесется над теми, и другими, и третьими, являя собою пример, прообраз новой жизни, где не будет таких несправедливостей и оскорблений, которые довелось испытать товарищу Мурасееву.

Но все это, так сказать, поэзия, в которой так приятно уноситься, словно сам летишь на том «Летучем», а практически, за что ни возьмись, отношение к кораблю с таким непривычным названием, мягко говоря, было в те годы застойные настороженным. Лучше всего выразил это однажды знакомый милиционер, когда пришлось товарищу Мурасееву иметь дело с милицией. Это, естественно, было еще на заре возникновения платной стоянки, когда ни сигнализации, ни колючей проволоки, всего одна собачка, к тому же — неученая! И конечно же злоумышленники тут же сперли приемник с седьмого места. И правильно сделали! Раз у тебя ни проволоки, ни сигнализации… Ну так вот, милиционер ему прямо тогда и сказал: «Знаешь, Владимир Георгиевич, было б это дело государственное, меня бы заставили, а так, сам понимаешь, дело это частное, охота мне связываться — нет! Если б я с этого еще какой навар имел, а так…» И он прав, конечно… много, ой как много еще и сейчас неотлаженного в механизме платной стоянки. Вот хотя бы взять такую мелочь: на собак надо платить, а не платят! Опять добиваться надо, ходить, просить… Добьется товарищ Мурасеев, устранит еще одну шероховатость, добротнее, качественнее станет стоянка. Но ведь в принципе-то, несмотря на ветер перемен, отношение к ней меняется с трудом. Даже комбинат, наконец-то созданный по подробным разработкам товарища Мурасеева, мало что изменил к лучшему. А ведь почти год бессонных ночей, нервотрепка — вот куда здоровье уходит! Понятно, что теперь в результате всего этого есть мощная надстройка, вроде головы, над всем этим — комбинат. Но зайди туда — и ведь (ей-ей) плюнуть хочется! Маленькая комнатка, четыре стола, тесные проходы между ними, и уже шесть человек с большими портфелями: начальник комбината, зам, главный инженер, главбух, начальник производственного отдела и начальник снабжения. Шесть человек на четыре стола, вот и ждут — один уйдет по делам, второй скорей портфель на стол ставит. И с горечью видит товарищ Мурасеев, что ничего из этой головы не вышло. Наоборот, получилось, что вроде бы и не автостоянка создала, из своих соков выжала, из своих кровных эту надстройку обеспечила, а наоборот — сам комбинат создал стоянку! Такая уж там сразу атмосфера покровительственно-бездеятельная воцарилась, ну хоть стой — хоть падай! Пробираясь меж столами, ворчит товарищ Мурасеев: «Деньги берете, а чем мне стоянку чистить? Завалит снегопад, не выехать, а чем владелец виноват, он платит, а помощи от вас как от козла молока!» Нет, надо было срочно что-то придумывать, чтоб в принципе изменить отношение к платной стоянке людей, привыкших во времена застоя к иному — убого заорганизованному, то есть государственному отношению ко всему вокруг. И товарищ Мурасеев давно бы придумал, но одна заноза в душе мешала. Заноза — это тщательно скрываемое от всех, даже от жены, это неприлично-элементарное — отсутствие собственной машины. А ведь действительно, получается черт знает что! Создатель всего этого благополучия, душа и сердце, так сказать, этой великой справедливости — сам-то не имеет ни души, ни сердца, до сих пор не имеет товарищ Мурасеев собственной машины! Купить? Но как?! Как купить, когда оклад у завстоянкой 98 рублей 80 копеек. Даже с пенсией не так и много. Попользоваться же лично для себя, как, скажем, другие заведующие стоянками, — для товарища Мурасеева исключено! Дело всей жизни может быть лишь тогда высоким, чистым и благородным, когда на тебе самом — создатель! — ни пылинки, ни соринки. Глупая баба, то есть жена, без конца сторожам звонит, якобы передать, что купить ему, когда на обед пойдет. Но он-то отлично понимает: ревниво проверяет, где он, что он, уж не с другой ли? Ей кажется, так много времени можно уделять лишь другой женщине. Тем более за последние три года товарищ Мурасеев не то чтобы поохладел к жене, нет. Здоровье-то с этой стояночкой — тю-тю, чего греха таить. Но не объяснять же это женщине! Это даже и оскорбительно. Просто приказал ей раз и навсегда на платную стоянку номер один не звонить! И… и поэтому взять денег у жены на покупку машины никак нельзя. Свои откладывать, лет пять копить (на «Запорожец» хотя бы) — тоже нельзя. Все ж при всех обстоятельствах надо оставаться мужчиной, добытчиком для семьи, для очага. Вот и нет у него до сих пор машины, да, пожалуй, как ни печально, и не будет никогда. Он даже к этому внутренне как-то притерпелся, словно бы все само собою как-то утрясется, словно кто-то подарит ему машину. Но как это всё может утрястися, кто это такой добрый в наше время найдется?! Чушь собачья! А вот ведь подмывает в душе, особенно в ночное время, скребет: а заслужил или не заслужил он это главное право! Без которого не быть ему никогда в этом прекрасном автомобильном храме! Вот ведь что гложет товарища Мурасеева, вот что мешает думать о коренном изменении окружающего отношения к великой его идее. А думает он об этом день и ночь: как же ему доказать очевидное, как же наделить свое детище всеми правами, как из пасынка превратить в родного ребенка… самому отцом родным детищу стать… Да, собственно, она сама-то, машина, ему и не нужна, товарищ Мурасеев твердо знает: «Пешком ходить — долго жить!» Но ведь машина нужна для идеи, а ради идеи можно не пешком ходить, а на машине ездить… хотя бы и во вред здоровью… И так уж не так много и осталось… лет до семидесяти хотя бы дотянуть ему… И вот надо же — думал, голову ломал, строил логические цепи заключений и доказательств, историю легкового транспорта изучал, в архивах копался, а все лежало так близко! Действительно, — гениальное всё просто! Надо лишь сменить название корабля и вместо «Автовладелец» написать «Автолюбитель»! Мало того, что к кораблю с таким названием другое отношение. Никто не остановит грязными подозрениями, а товарищ Мурасеев — автор и творец идеи — будет иметь на него полное право, в самой лучшей каюте!