Виктор Рябинин - Потрошители морей

Подъехали к лагерю нашего конного сопровождения мы ранним утром, так и не встретив за время пути никаких преград. Видимо, наши следопыты очень хорошо знали не только безопасные дороги этих степей, но и места, где можно было поохотиться или чем-либо поживиться. Становой их лагерь состоял из четырёх индейских шалашей тапи с обязательным столбом посередине стойбища. К столбу были приторочены вороновы крылья, волчьи хвосты и чьи-то клыки. Поэтому я, как известный знаток тотемов и оберегов, сразу заметил Олешке:

— Сдаётся мне, что в лагере сброд из разных племён.

— Как так? — искренне удивился друг моей прозорливости.

— Так ведь разным богам молятся, — и я указал на столб с амулетами.

Однако, не успели мы определиться с высшими силами, обозначенными на столбе, как нас пригласили в самую просторную с виду тапи. Уважительно пригласили, без тычков и подзатыльников, а как равноценных представителей чужого племени. Это служило добрым знаком в стане краснокожих, ведь никто даже оружие на нас не наводил, а только поигрывал им от избытка превосходства.

Внутри палатки сидело три человека, важных и значительных, как вожди, но с разной татуировкой по телу. Сквозь дымоход шалаша струился ровный свет, поэтому все отметины на коже главарей легко просматривались, но ни о чём не говорили. Люди для меня были почти голыми, так как никакой посторонней раскраски по телу не наблюдалось. И хоть я отмытых от глины индейцев встречал очень редко, но всё же смекнул, что эти воины не вступили ещё на тропу войны. Самый из них представительный, если судить по количеству перьев в волосах, жестом пригласил нас присесть напротив и строго спросил на понятным по общению с эскимосами и атабасками языке:

— Бледнолицые служат испанской короне?

— Нет, — поспешил ответить я, — мы русичи с далёких северных земель и к испанцам не имеем никакого отношения.

— Хао, — воскликнул вождь подобревшим голосом и прежде чем выставить нас из штабной палатки, веско произнёс:- Стервятники чуют нашу кровь, они кружат над нашими головами, поэтому им не будет пощады!

— Чего это они испанцами интересуются? — спросил меня Олешка за пределами индийского штаба. — И что это за народ такой эспаньолский, который ещё на Аляске поминали?

Про испанцев я знал слабо, в пределах бурсацкой науки и рассказов собственного деда Прокопия Порфирьевича, поэтому объяснил другу, как мог:

— А леший его знает, но это какой-то южный народ, сплошные католики, и хоть верят в Христа, но крестятся с другой стороны, а потому враги православия и основатели пыточной инквизиции.

Олешка ответом остался доволен и более мне глупыми вопросами голову не морочил.

Вскоре к нам из типи вылез один из приближённых к вождю и, подойдя вплотную, представился, прижав к груди правую руку:

— Белое Облако, я буду проводить с вами обряд посвящения.

Но не успел я порядком струхнуть, представив себя совместно с Олешкой висящим на крючьях в тени какого-либо дерева, как Белое Облако рассеял все мои сомнения. Новый знакомый просто сказал, что по решению великого вождя Мягкое Сердце и его советника по имени Бесшумный Полоз, он, то есть предсказатель и колдун Белое Облако, будет обучать нас жизни как вообще, так и в конкретной обстановке этого становища. Поэтому нам опять запретили передвигаться куда попало по своей воле и вести с кем бы то ни было посторонние беседы. Главная наша привилегия — тихо сидеть в отведённом для этой цели шалаше и слушаться старших. Словом, это была известная и старая песня индейцев, которая надоела со времён Аляски. Возможно, что нас готовили к новому обмену, словно затёртую денежную единицу Великих Равнин. Так грустно думалось мне, белому человеку всё возрастающему в цене.

Муторно потекло время учёбы. То есть мы с Олешкой Голым чуть ли на месяц слушали Белое Облако, который вещал о мистическом происхождении краснокожих и о великих подвигах воинов нашего лагеря. Много было говорено о собаках испанцах или уинках, как их окрестили мексиканские племена пуэбло, так некстати встречавшиеся на Тропе Войны у истинных воинов Великих Равнин. Слушать монотонную песню Белого Облака, обращающего в свою веру пришлых людей, было тягомотно, тем более, что я не понимал истинной цели нравоучений колдуна. Не смотря на это, я скоро стал задавать умные наводящие вопросы. И вскоре истина воссияла над моею головой, как щедрое американское солнце. А открылось мне в своём первозданном невежестве индейской жизни, что у краснокожих не развита воспитательная и судейская система. Я пришёл в полное изумление, когда узнал, что у коренного населения даже нет тюрем, не то чтобы каторжной повинности с железом по рукам и ногам. Мы с Олешкой с ужасом переглядывались, слушая дикаря по вопросу исправления человека без принуждения. Хотя, если подумать в нужную сторону, то колодника можно исправить, пустив дело на самотёк где-нибудь в глухом месте за высоким забором без надсмотра со стороны. Любой разбойник, живя в бесправии с себе подобными, или смертоубийством займётся, или удавится с тоски. А вот краснокожие, провинившегося члена просто выгоняли прочь из своего стада, как шелудивого пса. Выгоняли взашей во чисто поле, благо незаселённой земли было в избытке. А там живи, как знаешь, да ещё и округу оповещали об изгое, чтоб приют не находил на стороне. Гнали за любую провинность в суровой индейской жизни. За трусость в бою или на охоте, за лживый язык, за пустые обещания, а либо и вовсе за непотребное воровство у собратьев. Вот эти изгнанники и сбивались в стаи наподобие той, куда и нас занесло волею судеб. Много чего нового узнал, пользуясь своим гибким умом, словно летописец гусиным пером по бумаге. К примеру, Мягкое Сердце изгнали из племени за то, что не смог убить свою жену, повинную в прелюбодействе. Так и сказали, либо убей блудницу, либо убирайся с глаз долой, раз такой мягкотелый слизняк и бабьего поля ягода. Вот так и уходили краснокожие на просторы прерий, вот так и сбивались в озлобленные толпы разноплемённых дикарей. И тут уже не смотрели, какого ты роду-племени. Так в нашем лагере Цепкий Коготь, числом более двух десятков человек, были и апачи, и команчи, и могикане, и даже по одному ирокезу с черноногим. У всех была одна беда, а потому жили и не тужили. Кочевали по Великим Равнинам с заходом в Мексику к пуэбло. А как иначе, если охота не всегда помогала, а земледелием заняться недосуг? Правда, разоряли мелкие кочевья, но до зверства не опускались. А как рука поднимется на бывшего соплеменника? Случались и жертвы, как без этого? Так уж повелось испокон веков, так было положено Великим Духом Маниту и покровительницей Тетео. И такая справедливость протекала до прихода испанских завоевателей, которые не только захватывали чужие земли, но и истребляли непокорных или превращали в рабов, а их жён в наложниц. То есть изо всех сил топтали честь и гордость индейских племён Америки.