Марина Москвина - Дом на Луне

Поэтому когда неожиданно позвонили в дверь, мы даже не обратили внимания, зато Рита вышла в коридор и быстро открыла. Кеша накинул одеяло на гору денег, и все застыли, как на спиритическом сеансе, глядя на стол и прислушиваясь к голосам в коридоре.

— Сахару не надо? Мешок недорого, — послышался хриплый бас.

— Нет, не надо нам сахару, — закричал Кеша, боясь, что Рита скажет: нужно, будем варить варенье когда-нибудь , и пригласит продавца сахара на кухню.

Единым фронтом мы двинулись к двери. Продавец, приезжий мужик в тельняшке и ветровке, посмотрел на эту шеренгу, явно настроенную недружелюбно к нему и его сахару, и ретировался.

— Никому не открывать! Приказано ведь никому не открывать дверь! — возмутился мальчик, — а вы тут устроили проходной двор.

Осталось только явиться преподобной Вере из общества «Свидетели Иеговы», которая на протяжении года названивала Маргарите и по телефону давала ей божественные наставления, хотя они абсолютно друг с другом незнакомы. Более того, она стала предлагать заглянуть к Маргарите на огонек. Тут Фима проявил бдительность и устроил жене скандал. Пришлось Рите продолжать учиться на заочном.

— Мы уже скоро переходим к Иисусу, — с гордостью говорила Рита.

— Только сейчас? За все это время? — удивлялся Фима.

Потом ей позвонила с такой же целью Надежда. Но Рита вежливо отклонила Надежду , сославшись на то, что у нее уже есть Вера .

— Вера — наш человек, — созналась Надежда.

— Осталось только начать трезвонить еще одной прохиндейке по имени Любовь, — сказал Кеша.

Теперь нужно было поменять доллары на рубли, а уж потом забрасывать в стройуправление, где как-то запросто сказали:

— Привозите все целиком, осталось два дня, вы рискуете, надо заключить договор.

Мы упаковали доллары и евро в полиэтиленовый пакет, положили деньги на дно огромной сумки, сверху набросали Фимины рубашки не первой свежести. Вроде мужики едут в прачечную стирать белье, а не везут охапку валюты в какой-то левый банк для обмена. Видите ли, эту квартиру можно покупать только за рубли. Так вот мальчику присоветовали одного банкира, замечательного тем, что порядочную сумму он обменивает с минимальным процентом.

На молниеносном военном совете постановили, что в оперативную группу включат Серафима.

— Ему будет интересно! — сказал мальчик.

Фиме велели сбрить щетину, надеть шерстяной черный без просверка костюм-тройку, подаренный мальчиком дедушке со своего плеча сразу после защиты диссертации, галстук, модные ботинки и швейцарские часы.

С ботинками вышла заминка. Фима не знал, какие выбрать.

— Ботинки к черному костюму, — поучал Серафима внук, — должны быть черные. ЧЕРНЫЕ! А не вишневые! И не персиковые!..

Благодаря общим усилиям образ бесприютного кокни, ночующего под мостом на берегу Темзы, сменил шикарный облик дона Корлеоне — такой у нашего Фимы необъятный диапазон.

— Тебе можно прохиндейничать на такой экзотической внешности, — уважительно сказал мальчик.

Мы даже начали опасаться, как бы у него не поинтересовались, когда он явится отдавать деньги за квартиру, почему он берет всего-навсего однокомнатную в захудалом районе, а не в Староконюшенном переулке или в доме Пороховщикова.

Итак, трое элегантных и непринужденных в обращении джентльменов с клетчатой дорожной сумкой, красноречивее клетчатой кепки повествующей о приверженности Фимы англомании, а также о том, что если он и не покупает лондонские футбольные клубы, то уж, по крайней мере, жить не может без английского эля, вышли из подъезда, сели в изумрудную ветеранскую «Оку», разогрели мотор и поехали. Мальчик за рулем, Фима — рядом, делая вид, что читает газету, а позади Иннокентий крепко прижимает к груди сумку с деньгами.

Рыцарь ордена тамплиеров, собравшись сделать вылазку против осаждающих его неверных, не сосредоточен так, как сконцентрировались эти трое, отправляясь на встречу с банкиром. Нервы у всех натянуты, как струны гавайской гитары. В памяти всплыли особо дерзкие случаи краж барсеток и сумок из салонов автомобилей.

Вспомнили директора художественной галереи из Таганрога, приехавшую на «Газели» — покупать столичное искусство. Ее интересовали картины из пуха и сухих цветов, есть такая группа художников-флористов. Все лето они живут на дачах, гуляют по лугам, собирают лютики и ковыль, сушат их, а длинными зимними вечерами сидят у себя в квартирках и клеят маштабные панно и миниатюры, поражая нас своей безудержной фантазией. И, что удивительно, хорошо продаются!

Так вот, директор галереи ехала с большими деньгами из Таганрога в Москву, беззаботно любовалась окраинами столицы. Вдруг сзади — бац! — их «Газель» получила едва заметный толчок. Шофер выскочил из машины, ему показывают на бампер: вай-вай, какая неприятность. И директор галереи туда же: ах! как это могло получиться? Возвращается — сумки нет. А там кроме денег — все документы, мобильный телефон, билет профсоюза работников культуры и серебряный заговоренный доллар.

Сумку с профсоюзным билетом и записной книжкой подбросили к дверям ближайшего отделения милиции, чтобы ограбленный гражданин не расстраивался — милиционеры найдут и позвонят. Милиционеры действительно позвонили — ее дочери в Таганрог и сказали: «Приезжайте, ищите тело, сумку мы ее нашли, а вот тело пока нет!»

Вспоминая этот досадный случай, Кеша еще крепче прижимал хозяйственный кофр с деньгами к своим тощим коленям, подозрительно оглядывая из окошка соседние автомобили.

Зато Серафим нашел подходящее время — огласил заметку, где специалисты Гознака предупреждают жителей столицы, что, по оперативным данным, в Москве разошлись фальшивые тысячерублевки очень высокого качества исполнения.

— «…Эти истинные произведения искусства можно получить даже в банках! А уж в обменниках, — читал Фима с выражением, — редкий случай, если тебе не подсунут фальшивую купюру…»

Встречу банкир Дима назначил на углу Сивцева Вражка и Староконюшенного, возле мусорного бака с надписью «Минкульт». Припарковали машину и стали наблюдать за мрачноватым потоком человечества, движущимся вдоль переулка.

— Он будет в джинсах, с полиэтиленовым пакетом в руках, — сказал мальчик.

Через тридцать минут к мусорному баку подкатил старый потрепанный «Москвич» эксклюзивной окраски «брызги шампанского». Оттуда вышел Дима в джинсах и с пакетом в руках, точь-в-точь такой, каким его описал мальчик.

Фима закрылся газетой, как бы читая, но держал ее вверх тормашками, всем своим видом показывая, что, по его представлениям, возможно, конечно, устаревшим, банкиры должны выглядеть иначе. Кеша тоже напрягся, но сумку все же выпустил из рук.