Марина Москвина - Дом на Луне

В общем, когда я встретилась в метро с Иннокентием (он вез еще двадцать пять «снопов», только-только взятых из банка) и с гордостью поведала ему о впечатлении, которое произвожу на мужчин, он побледнел и спросил с ужасной тревогой:

— А ну посмотри, на месте ли «снопы»?!

К счастью, как я и предполагала, этого человека интересовала я, а не мои деньги! Тогда Кеша выхватил из кармана спиртовые салфетки и обтер меня с ног до головы, причем особо тщательно тер мои губы и даже зубы!..

Тем временем Рита в лимонном берете — одна (Фиме как раз позвонили, и он разговаривал про футбол!) — отправилась снимать со своего спецсчета «Осень патриарха» в сберегательном банке сто тысяч рублей, шокировав служащих, поскольку утрачивала при этом какой-то огромный процент.

— Не надо сейчас ничего снимать, — взялась ее предупреждать кассир, — в середине декабря у вас будут проценты!.. Не снимайте!

Тут без содрогания нельзя представить дальнейшую сцену. Рита замешкалась у окна, за ней выстроилась длинная очередь, и, чтобы объяснить свой абсурдный поступок, она обратилась к этим недовольным людям с увещевательной речью:

— Понимаете, раз в жизни такое бывает. Вы уж извините, что со мной долго возятся! Надо снять весь вклад — внучеку квартиру покупаем… — словом, вела себя как профессор Плейшнер перед провалом: была рассеянна, заговаривала с каждым встречным и слушала пение птиц. А когда с сотней тысяч в сумочке она приблизилась к своему подъезду, оттуда вышли два типа в черных шапочках. Один сказал Рите:

— Бабуля, привет!

А она им ответила как ни в чем не бывало:

— Привет, мальчики!

И, одинокая, не обремененная сопровождающими лицами, впорхнула в полутемный подъезд. А эти двое — галантно придержали ей дверь.

Кто абсолютно молча и сосредоточенно возил «снопы» на «сеновал» и уезжал за новыми и новыми «снопами», которые хранились в разных банках столицы, так это наша Тася. Она вытаскивала деньги из внутреннего кармана красного пуховичка, складывала на стол и снова пускалась в путь на тонких шпилечках — цок-цок-цок, ни слова не говоря, заглядывал ли ей кто-нибудь в глаза по дороге в банк и обратно, читал стихи или пел песни.

Но тут возникла другая проблема: десять сотен долларов, из тех, что прислал из Анапы отец Леонид, отсырели и немного покрылись плесенью.

— Ну что вы смеетесь? — воскликнула Тася. — Да, он где-то хранил их, берег, прятал много лет в укромных уголках своих гаражей!.. Естественно, они заплесневели!

— Ничего страшного, — успокоила ее Рита. — Мы сейчас их вымоем и высушим!..

Они разложили сопревшие купюры на батареи, откопали фен и утюг, все это включили и принялись за дело.

— Идем брать кассу! — скомандовал мне Фима, надвинув на лоб поддельную клетчатую кепку Burberry. И мы вдвоем, тщательно соблюдая технику безопасности, отправились за его основополагающим капиталом.

В тот день в Сбербанке было очень много народу. Я села за стол и продолжила вязать голубую шапку, маскируясь под старушку. Серафим в старом вытертом пиджаке, из-под которого выглядывал растянутый ворот майки мальчика с черепом на груди времен увлечения того блэк-металлом, с седой трехдневной щетиной и слуховым аппаратиком в ухе, протянул в окошко сберкнижку и сказал:

— Я закрываю счет.

Девушка вскинула брови:

— Да вы что?! У нас нет таких денег! Надо заказывать!

За нами тянулся бескрайний хвост, и все с интересом слушали этот разговор.

— Я подожду, — тихо и с христианским смирением отозвался Серафим.

— Деньги здесь могут быть только после обеда. Езжайте в главный банк.

— Ладно, — говорит Фима, — поедем в главный. А вы заказывайте, заказывайте, вдруг там не будет, тогда я к вам вернусь.

Главный банк тоже не смог выдать Фиме все, что он накопил. И мы опять оказались в нашей сберкассе.

— Ну, привезли?

— Пока нет, едут.

Я занимаю очередь. Передо мной, казалось, вся Москва решила получить пенсию. В кассу вплывает Кеша с полным рюкзаком долларов. Он потоптался немного, излучая такое сияние, что любой, даже никудышный счетчик Гейгера мог бы запеленговать за его спиной сумасшедшие деньги.

— Привезли? — спрашивает он на всю сберегательную кассу.

— Да пока не привезли! — разводит руками Фима.

— Ну ладно, — миролюбиво говорит Кеша, — раз не привезли, я, пожалуй, пойду, дома подожду.

Он уходит, и тут же раздается голос Риты — узнаваемый и любимый всеми бывалыми радиослушателями, старыми москвичами:

— Друзья! — говорит она. — Где можно узнать, не оставила ли я косметичку, когда забирала свои сто тысяч?..

Буквально в каждом окошке светились наши лучезарные лица в состоянии полного аффекта. В третий раз подошла очередь Фимы, но с фронта не было вестей, и мы пропустили вперед веселую старушку, которая всячески норовила и снять побольше и чего-то там заначить.

— На гроб! — она мне сообщила с торжествующей улыбкой.

И — выразительно — глазами вниз:

— ТУДА не хочется!.. А готовиться надо!

— Несут! — ликующе крикнул мальчик, увидев двух здоровых инкассаторов с охраной, вооруженных до зубов, с мешками денег.

На протяжении получаса Фиме отсчитывали деньги перед микрофоном. Вся очередь слушала, какими тут пахнет сбережениями. Складываем деньги в портфель, застегиваем, выходим из банка, ну, Господи, помогай в напастях и треволнениях мира сего, избави нас от всякого злого обстояния! Облик Серафима выражает полное и абсолютное напускное спокойствие. Единственная им была допущена ошибка резидента — до самого подъезда за нами бежал какой-то не внушающий доверия субъект, крича:

— Мужчина! Мужчина! Вы забыли паспорт!..

Все были немного не в себе оттого, что надо быть исключительно осторожным и предельно внимательным. После того как Фима сделал выговор Рите и еще раз объяснил, как себя следует вести человеку при деньгах на улице, в лифте, сберкассе или дома, Кеша входит в дом с новой порцией «снопов», а дверь не заперта!

При этом взору входящего открывается такая картина — в комнате на столе высится гора Фудзи из банкнот различного достоинства, будто с минуты на минуту привезут партию героина. А Серафим как обыкновенный наркобарон стоит в туалете с открытой дверью — отливает. Не говоря уже о Рите, которая самозабвенно смотрит по телевизору передачу о Пушкине и вообще ничего не видит и не слышит.

Если со стороны посмотреть на наше содружество, подсчитывающее деньги, можно было подумать, что снимается кино с участием Роберто Де Ниро режиссером Квентином Тарантино. Серафим слегка небритый в мохеровой кофте с кожаными налокотниками сидел в конце стола и таинственно улыбался, отвечая односложно и невпопад. Вскоре выяснилось, что он куда-то задевал свой слуховой аппаратик, и вся эта загадочность благополучно компенсировала его глухоту.