Лариса Обаничева - Луи

«А жаль, — подумала Аннушка, — что девушки в брюках и ни одна не может изобразить знаменитую сцену с Мэрилин Монро…» На ней самой было платье, но не могла же она в её возрасте прыгать с задранной юбкой!.. К счастью, её никто не узнавал. Ей было просто и весело среди людей. Она вслушивалась в их разговоры, рассматривала их порой невероятные одежды, — впрочем, никто ни на кого не обращал внимания, — всё доставляло ей удовольствие, как человеку, который вернулся к жизни и радуется её малейшему проявлению… Она чувствовала себя немного усталой, опустошённой и ни о чём особенно не думала, но иногда мысленно возвращалась к театру и вспоминала, что в гримёрной её ждёт чудесный букет лилий и что она снова увидит его завтра, на воскресном утреннике. Казалось, что вместе с букетом ей подарили весь мир! Стефан прав: у пьесы будет успех. И у неё будет успех. А за ним последуют другие. Иначе не может быть! Она совершенно здорова и ощущала себя как никогда молодой, полной сил и, как ни странно, лучше и уверенней, чем в двадцать лет… Она актриса. Ничего другого она делать не умела. Только играть. И она будет продолжать играть!..

Подошли двое, отец и сын, — оба плотные, коренастые, одного роста, — сфотографировали «Мулен Руж» и вместе с ним Аннушку на переднем плане. Отец поднял большой палец: мол, отлично получилась. «Никак меня узнали?» — удивилась она, но потом поняла, что нет. Случайно попала в объектив — одинокая миловидная женщина в тёмных очках, чуть загадочная… Сына звали Кристоф.

— А я толстый, — заявил папаша с круглым, обтянутым майкой животиком, справедливо полагая, что лучше сразу признать свой недостаток и вызвать тем самым снисходительную симпатию окружающих.

Аннушке захотелось сказать ему что-нибудь ободряющее, и, не найдя подходящих слов, она ласково улыбнулась.

— У вас славянские корни? — поинтересовался Кристоф, когда она назвала себя.

— И славянские тоже.

— А что вы здесь делаете?

— Отдыхаю после театра.

Им и в голову не пришло, что перед ними актриса, а не зрительница.

— А что за пьеса?

— «Супружеские игры». Премьера. Вы не видели?

— Нет, — замотал головой Кристоф. — Я в театре редко бываю.

Афиша спектакля с её полупрофилем — а длинноногая, во весь рост! — была расклеена по городу, а они и не заметили…

— Я недавно перебрался из Лилля, поселился во-о-он там! — Кристоф вытянул руку в сторону Монмартра.

— Чтобы завоевать Париж? — пропела она строчку из популярной песни Азнавура.

Он рассмеялся:

— Будем надеяться.

— Я вам от души этого желаю!

Они простились, и она долго смотрела им вслед, но они так и не обернулись. Между тем солнце полностью скрылось за домами, унеся с собой розовый свет, — площадь поблёкла и утратила привлекательность. Становилось прохладно, и с бульвара потянуло сыростью. Люди расходились. Аннушка накинула плащ, посидела ещё немного и тихо пошла к метро. «Мне хорошо, спокойно, на этот раз я постараюсь уснуть без снотворного», — решила она.

Луиза Вальро считала себя вполне счастливой. Она расположилась в мягком просторном кресле из жёлтой кожи, местами поистёртом и утратившем былую яркость (годков-то ему сколько!), но ещё очень приличном, — любимом кресле покойного мужа, где он обычно читал, а, читая, мог и вздремнуть, и теперь вот и к ней, вместе с креслом, перешли его привычки. В правой руке, поставленной на подлокотник, она держала ликёрную рюмочку с золотистой жидкостью и любовалась её переливами. Янтарная глубина — от коньяка, а лёгкость, прозрачность даёт виноградный сок, нет, сусло, кажется, так правильно — виноградное сусло. Весь секрет — в их гармоничном сочетании. А какой нежный аромат! Ммм… Пино. Божественный напиток! На Востоке есть чайная церемония, а у неё — ритуал пино. Два глоточка после хорошего обеда — вот одно из тех маленьких удовольствий, которые составляли её спокойную, размеренную жизнь. А что ещё нужно с возрастом? Совсем немного. Ни вина, ни крепких напитков она не пила. Но пино!.. Она покупала его не в магазине, — о нет! — а прямо у изготовителя, месье Куто. Всегда одного и того же. Месье Куто приезжал из родной Шаранты на ежегодную Парижскую ярмарку, заранее известив её коротеньким письмом, где сообщал о последних событиях, будь то очередной приз на конкурсе виноделов или прибавление в семействе, — писал он задушевно, иногда шутливо, как хорошей знакомой. К письму прилагалось приглашение на ярмарку, что тоже было очень мило с его стороны и кстати: входной билет каждый год дорожал и достиг стоимости одной бутылки пино. Подобные тёплые, размноженные на компьютере письма получали, разумеется, все покупатели месье Куто, и тем не менее Луизе было приятно. Обходительность лавочников, пусть и чрезмерную, она предпочитала безразличию супермаркетов и любила ходить на рынок. Тоже своего рода ритуал. К тому же мелкие торговцы постепенно исчезали, и, покупая у них мясо или килограмм картошки, она совершала почти гражданский акт.

Каждую весну Луиза отправлялась на другой конец города, к Версальским воротам, на ярмарку. Настоящее путешествие, можно сказать: иногда ведь не надо далеко ездить, чтобы отвлечься, отдохнуть от повседневности, — достаточно поменять квартал. И там, на ярмарке, она вначале обедала, выбирая то, что редко готовила дома, — телячью голову в соусе или сырное фондю, — а потом добросовестно, ряд за рядом, обходила все стенды: пробовала, разглядывала, иногда что-то приобретала… Приличную даму определённого возраста принимали за солидную клиентку и зазывали со всех сторон, особенно скучающие без дела торговцы вином, и она дегустировала, терпеливо выслушивала пояснения об особенностях купажа и, улучив момент, так и не сделав ожидаемого заказа, спешила ретироваться — с неловким ощущением человека, который не оправдал надежд. А в конце дня отправлялась на знакомый стенд, украшенный дубовым бочонком и гроздьями винограда из пластика. Месье Куто, его жена и дочь с зятем, которые работали вместе с ним, встречали её как добрую приятельницу: «Коман са ва, шер мадам?» — «Са ва бьен, мерси…» Луиза была рада видеть их, и хотелось думать, что и они хоть немного, по-человечески, рады ей. Поболтав о том о сём, сделав глоточек рубинового пино (чтобы ещё раз убедиться: нет, всё же не то!), она брала полдюжины бутылок своего обожаемого белого пино — годовой запас — и кулёчек дорогих шоколадных конфет с коньяком, которых хватало ненадолго. Два или три раза она всё же изменила месье Куто. Просто так, из любопытства. Брала пино у других, почти уверенная, что её ждёт разочарование. И действительно: то слишком чувствовался коньяк, то спирт ударял в нос… Да уж, недаром месье Куто получал золотые медали — его пино было непревзойдённым!

Читать дальше