Евгений Чижов - Собиратель рая

Ему хотелось оправдаться перед лейтенантом, объяснить, что он сделал всё, что только мог. Тот протянул через окошко несколько листов бумаги.

— Садитесь, пишите заявление. Образец на стене. Опишите, во что была одета, особые приметы, если есть… Будем искать.

Равнодушная деловитость лейтенанта делала ненужными отчаянные ночные метания Кирилла, превращая поиски в рутинный процесс, где от него больше ничего не зависело. Его как будто избавили ненадолго от самого себя, дали передохнуть от изматывающей тревоги за мать — теперь тревожиться за нее будет делом милиции.

Он еще не закончил заявления, когда услышал, как лейтенанта спрашивает другой дежурный офицер, сидевший за своим столом спиной к Кириллу:

— Что там? Опять потеряшка?

— Она самая.

— И куда их всех несет…

— Не говори. Третья потеряшка за месяц. А нам — ищи.

Потеряшка… Кирилл примерил мысленно к матери милицейское слово и решил, что оно ей, в общем, подходит. Потеряшка, неваляшка, растеряшка… Слово превращало мать в заблудившегося ребенка, о котором милиция должна по-отечески заботиться. “Может, найдут… Должны найти, как же иначе…” О том, как иначе, думать не хотелось.

Лейтенант между тем разговаривал по рации с патрульной машиной:

— Поступила информация: пожилая женщина ушла из дома и не вернулась. Страдает провалами памяти. Видели похожую? Недавно? Ты рядом? Да, здесь он. Заезжай, поедете вместе. Кириллу он объяснил: — Патруль видел неподалеку какую-то пожилую женщину, шла по улице одна. Может, ваша мать. Сейчас он приедет, возьмет вас, вместе будете искать.

Через несколько минут подъехала патрульная машина, в ней было двое, Кирилла посадили на заднее сиденье. И снова перед его усталыми глазами потекли темные улицы и отходящие от них в стороны переулки, дома, фонари, магазины, внезапные провалы пустырей. Но теперь всё это мелькало быстро, скользило мимо, не оставляя в сознании следа, почти сливаясь в сплошную, тускло мерцавшую ленту. Машина за считаные минуты проносилась по улицам, по которым Кирилл еще недавно ковылял по полчаса, словно насквозь пробивала безлюдный лабиринт ночного города, где он так долго и напрасно блуждал. Знакомые магазины, ларьки, ряды гаражей отлетали назад быстрее, чем он успевал разглядеть их, пустынное пространство сжималось и, не выдержав сжатия, рассыпалось на темные блестящие осколки, разлетавшиеся в стороны, как разбившийся елочный шар. Вот и залитая слепящим светом прожекторов ночная стройка, вот бульвар, где он встретил Валеру с Витьком, а вот и куст у перекрестка с по-прежнему качающейся на ветке белой варежкой. Теперь она уже не казалась знаком, разве что знаком напрасности и безнадежной потерянности. Кирилл был отделен стеклом патрульной машины от ночного промерзшего мира, и ни один из его знаков не мог больше ни подсказать ему, ни обмануть. Знаки не помогли, оставалось надеяться на милицию.

Пожилую женщину, которую видел патруль, нашли довольно быстро, но Кирилл уже издалека понял, что это не Марина Львовна, поэтому ее даже не стали останавливать и никто так и не узнал, куда и зачем брела в половине третьего ночи высокая, кренящаяся на ветру старуха в очках, мерцающих слепым отсветом, подозрительно смахивавшим на отсвет безумия. Возможно, это была еще одна потеряшка, такая же, как Марина Львовна, которую даже некому было хватиться.

Водитель резко крутанул руль, и машина свернула в переулок, потом во двор.

— Ничего, сейчас дворами проедем. Может, твоя мать во дворе каком-нибудь засела. Как она хоть выглядит?

— Вам же дежурный дал фотографию.

— Так на ней лицо, а лица-то издалека не видно. Ты мне скажи, высокая она, низкая?

— Да средняя. Не высокая и не низкая. Полная немного, но тоже не очень. В такой высокой меховой шляпе наподобие шапки английского королевского гвардейца. Никогда по телевизору караул у Букингемского дворца не видели?

— У Букингемского дворца? Не припомню.

Водитель рьяно вертел баранку, точно старался компенсировать этим усердием неудачу со старухой в очках, и черные глухие дворы шарахались в обе стороны от машины.

— Я видел, — сказал второй милиционер, сидевший рядом с водителем. — В новостях. Красиво вышагивают, носок тянут, приятно смотреть. И шапки их помню. Так что не бойся, если заметим твою мать, я ее сразу узнаю.

Это было сказано уверенно и показалось Кириллу убедительным. Еще более убедительными были два одинаково выбритых милицейских затылка, синхронно раскачивавшихся перед ним на поворотах из стороны в сторону. От этого равномерного качания, от тепла Валериного кожана и однообразного мелькания за окном машины почти неотличимых друг от друга темных дворов Кирилла потянуло в сон. Некоторое время он боролся с ним, пытаясь удержать отяжелевшую голову, потом начал неотвратимо задремывать и наконец увидел мать, стоявшую посреди незнакомой захламленной комнаты совершенно голой. Она стояла в железном тазу и, видимо, собиралась мыться, поскольку ванная, как и всё остальное в этой полуразрушенной квартире, была неисправна, но дверь в комнату была открыта, и через нее то и дело заглядывали из коридора соседи. Мать совсем не стеснялась чужих взглядов, потому что, очевидно, была не в себе, она только переминалась с ноги на ногу и даже не пыталась прикрыться. Зато Кириллу было мучительно стыдно ее грузного, оплывающего книзу тела, вдвойне нелепого оттого, что оно было вертикально. Если бы мать лежала, ему, возможно, легче было бы примириться с ее наготой. Горизонтальное положение для обнаженного тела естественно; стоя же, оно поневоле выставляет себя напоказ. Он начал судорожно шарить по комнате, ища, чем укрыть Марину Львовну. По углам валялись груды барахла и рваного тряпья, комната напоминала жилища заброшенных, никому не нужных стариков, где ему приходилось бывать в поисках “вещичек”, но сейчас это была комната его матери, и Кириллу стало так жутко, будто это не она, а он сам, безумный и голый, стоял под посторонними взглядами. Среди грязного белья ему удалось найти скатерть с золотой бахромой, показавшуюся знакомой, где-то он ее видел раньше — не в той ли коммуналке, где он родился, не на ней ли они ели там по праздникам? Но ни вспомнить это до конца, ни прикрыть скатертью мать Кирилл не успел, разбуженный голосом водителя:

— Понял, да. Вас понял. Мы в трех минутах оттуда, сейчас будем.

Резкий разворот машины вдавил его в сиденье, и он услышал, как водитель говорит напарнику:

— Драка у “Лукоморья”. Придется разбираться. Внезапно вырванный из тяжелого сна, мыслями еще в нем, в его ужасе и стыде, Кирилл не сразу понял, что произошло: поступило сообщение о драке у ресторана, и, оставив поиски Марины Львовны, патруль спешил по вызову.