Брюс Кэмерон - Путешествие хорошего пса

— Ну что? — спросил Трент.

— Не знаю. Я не уверена, что хочу ее видеть.

— Хорошо.

— Нет, — сказала Сиджей. — В смысле, каждый раз, когда я с ней встречаюсь, я только расстраиваюсь и чувствую себя отвратно. Это ужасно? Она ведь моя мать.

— Что чувствуешь, то чувствуешь.

— Вряд ли я смогу это сделать.

— Тогда ладно, — ответил Трент.

Ну все, настал предел моему терпению. От отчаяния я затявкал.

— Будь хорошим псом, Макс, — сказала Сиджей. Я завилял хвостом, услышав, что я хороший пес.

— Ну? Поедем? — спросил Трент.

— Да. Нет! Нет, я должна зайти, раз уж мы здесь, — сказала Сиджей. — Ты подожди, ладно? Я сбегаю посмотрю, в каком она настроении.

— Конечно. Мы с Максом будем тебя ждать.

Я завилял хвостом. Дверца машины открылась, и я услышал, как Сиджей вышла. Когда дверь захлопнулась, я терпеливо ждал, но она так и не подошла открыть дверцу с моей стороны.

— Макс, все хорошо, — сказал мне Трент.

Я заскулил. Куда ушла моя девочка? Трент наклонился ко мне и просунул пальцы сквозь решетку, я их облизал.

Дверца открылась, Сиджей села. Я завилял хвостом, надеясь, что она выпустит меня и приласкает, чтобы отпраздновать свое возвращение. Увы.

— Ты не поверишь.

— Что случилось?

— Глория переехала. Женщина, которая открыла дверь, живет здесь уже около года, купила дом у какого-то старика.

— Ты шутишь. Я думал, что ее дружок, тот, у которого отец сенатор, выплатил ипотеку, чтобы у нее была крыша над головой, — сказал Трент.

— Похоже, она все равно его продала.

— Что ж… Позвонишь ей? Думаю, номер у нее остался тот же.

— Знаешь что? Я восприму это как знак. Все прямо как в той шутке, когда родители переехали и не сказали детям куда. Что ж, вот так и Глория со мной поступила. Поехали.

Машина снова завелась. Я вздохнул и настроился на долгую дорогу.

— Хочешь проехать мимо своего старого дома? — спросила Сиджей.

— Не обязательно. Эта поездка для тебя. А после того, как умерла мама и мы его продали…

Мы долго ехали в тишине. Мне захотелось спать, но голос Сиджей разбудил меня, оттого что я почувствовал в нем страх.

— Трент?

— Да.

— Ведь это же правда. Вся эта поездка для меня. Все, что ты сделал после того, как я попала в больницу, было только для меня.

— Ну почему же, мне тоже нравилось то, что я делал.

— Ты разыскал моих родственников. Изменил маршрут, чтобы я встретилась с Глорией, хотя мы оба знали, что в последнюю минуту я струшу, как мокрая курица.

Я склонил голову набок. Курица?

— Все наше детство, пока мы росли вместе, ты неизменно мне помогал. Знаешь что? Ты моя каменная стена.

Я развернулся в своем контейнере и улегся.

— Но я люблю тебя не за это, Трент. Я люблю тебя, потому что ты самый лучший мужчина на свете.

После секундной паузы Трент произнес:

— Я тоже люблю тебя, Сиджей.

А потом я почувствовал, как машина замедлила ход и остановилась. Я встал в своем контейнере и встряхнулся.

— Думаю, нам надо минутку постоять, — сказал Трент.

Я терпеливо ждал, пока меня выпустят, однако слышал только какой-то шорох на переднем сиденье да какие-то звуки, будто кто-то что-то ест. Что у них там, курица? Запаха курицы я не почуял, но сама мысль меня взбодрила, и я залаял.

Сиджей рассмеялась:

— Макс! Мы про тебя совсем забыли.

Я завилял хвостом.

Как оказалось, это был не последний раз, когда мы видели Ханну и всю семью. Вскоре после того как мы вернулись домой, меня привели в большую комнату, полную людей. Люди сидели на стульях, выстроенных в ряды, и я подумал, что мы сейчас начнем играть в игру, которой научила меня Энди, когда я был Молли. Трент крепко меня держал, но когда я почуял запах Синди, Рэчел и Ханны, мне удалось вырваться из его захвата. Рэчел засмеялась, подхватила меня и передала Ханне, и я стал лизать ее лицо. Я был ласков и аккуратен с ней, совсем не как Граф, потому что Ханна была хрупкой, и кто-то всегда держал ее под руку.

Я был так счастлив их видеть! Сиджей тоже была счастлива, такой счастливой я не видел ее никогда. В воздухе витало столько радости и любви, исходившей от всех людей, которые сидели на стульях, от Сиджей и Трента, что я просто не смог удержаться и залаял.

Сиджей подняла меня и обняла.

— Шшш, тихо, Макс, — прошептала она, целуя меня в нос.

Мы с Сиджей шли между людей к тому месту, где стоял Трент, я сел и ждал, пока они разговаривали, а потом они поцеловались, и все люди в комнате закричали, а я снова залаял.

Это был замечательный день. Каждый стол был накрыт тканью, так что под каждым из них образовались комнатки, комнатки с ногами людей и угощениями из мяса и рыбы. Из-за того, что везде стояли цветы и растения, это место восхитительно пахло, прямо как настоящий собачий парк. Я играл в догонялки со смеющимися детьми, а когда Трент поднял меня и отнес на улицу сделать дела, то не мог дождаться, чтобы вернуться назад.

Сиджей ходила в огромном куске ткани со складками, так что под ним тоже образовалась маленькая комнатка, но без еды — только ее ноги. Каждый раз, когда я туда заползал, моя девочка хихикала и просовывала руку, чтобы меня вытащить.

— Что, Макс, тебе весело? — спросила она после одного из таких случаев, затем подняла меня и поцеловала в макушку.

— Он все время носится как сумасшедший, — сказал Трент. — Будет спать сегодня как убитый.

— То, что нам и нужно, — ответила Сиджей, и они оба рассмеялись.

— Сегодня идеальный день. Я люблю тебя, Сиджей.

— Я тебя тоже люблю, Трент.

— Ты самая красивая невеста во всей истории свадеб.

— Ты тоже ничего. Поверить не могу, что мы теперь муж и жена.

— И будем ими столько, сколько захотим. Ты моя жена навсегда.

Они поцеловались — в последнее время они делали это очень часто. Я завилял хвостом.

— Я получила сообщение от Глории, — наконец произнесла Сиджей, поставив меня на пол.

— Да? Она обрушила на наши головы и земли проклятия семи демонов?

Сиджей рассмеялась:

— Нет, вообще-то сообщение было очень даже милым. Мол, она сожалеет о том, что ей пришлось бойкотировать свадьбу, но надеется, что я ее пойму.

— А я не понимаю, — произнес Трент.

— Да все нормально. Она сказала мне, что гордится мной, и ты — хороший улов, и пожелала нам наслаждаться праздником, несмотря на то, что ее там нет. И еще добавила, что ее самое большое сожаление в жизни то, что она не спела на моей свадьбе.

— Ну, лично я об этом сожалеть не стану.

К концу дня мой живот был таким полным и я так устал, что когда люди наклонялись поговорить со мной и поцеловать меня, я мог только вилять хвостом. Меня передали Ханне, и я стал лизать ее лицо, слизывая что-то сладкое у нее с губ.

— Прощай, Макс, ты такой сладенький песик, — сказала мне Ханна. — Такой хороший, хороший пес.