Брюс Кэмерон - Путешествие хорошего пса

Я изо всех сил старался не показывать свою боль ни ей, ни Тренту. Я чувствовал ее острое беспокойство, когда она видела, что мои суставы горят. Это чувство очень походило на то, когда Бивис до крови разодрал мое ухо.

Я больше не носился по двору, лая от восторга. Не хватало сил. Нет, восторг я испытывал по-прежнему, но перестал его проявлять.

Иногда, когда я лежал на солнышке, Сиджей звала меня, и я поднимал голову, а лапы не хотели двигаться. Тогда Сиджей подходила и брала меня к себе на колени, а я чувствовал ее печаль и, поборов слабость, поднимал голову и лизал ее в лицо.

— Макс, у тебя сегодня хороший день? Сильно больно? — спросила она меня после особенно жуткого приступа, когда я несколько минут вообще не мог двигаться. — Боюсь, время пришло. Я с ужасом ждала этого момента… Завтра отвезу тебя к Ветеринару. Макс, ты больше не будешь страдать. Я обещаю.

Я вздохнул. Мне было хорошо, когда Сиджей держала меня. Когда ее руки меня гладили, они будто сглаживали боль. Вышел Трент, и я ощутил, как его руки тоже стали меня ласкать.

— Как он? — спросил Трент.

— Совсем плохо. Увидев его, я подумала, что он умер.

— Такой хороший мальчик, — пробормотал Трент.

— О Макс, — шепнула Сиджей. В ее голосе было столько печали.

И в этот момент знакомое чувство начало появляться внутри меня, наваливалась мягкая чернота. Что-то происходило внутри, что-то быстрое и удивительное.

Жгучая агония моих суставов начала стихать.

— Макс? — сказала Сиджей. Ее голос звучал далеко-далеко.

Я умирал.

Когда теплые волны начали окутывать меня, чтобы унести из этого мира, я успел подумать: хорошо, что у Сиджей и Трента есть Сникерс, которая будет о них заботиться.

Сникерс была хорошей кошкой.

Я смутно осознавал, что спал очень-очень долго, а теперь проснулся. Наконец, мне удалось открыть глаза, но все вокруг было темным и мутным.

Когда мое зрение прояснилось настолько, что я смог разглядеть мать и братьев с сестрами, я увидел, что все мы с короткой шерстью и большими неровными пятнами коричневого, белого и черного цвета.

Я не слышал голоса Сиджей и не чуял ее запаха. Зато тут были другие люди, много людей; они ходили в длинной струящейся одежде, а на головах у них были одеяла.

Мы находились в маленькой комнате, где на полу лежали коврики; свет в нее попадал из окна под самым потолком. Мои две сестры и три брата были постоянно увлечены игрой: боролись друг с другом, а когда мы подросли, стали весело играть в догонялки. Я пытался не обращать внимания и сосредоточенно сидел перед дверью, ожидая Сиджей, но их веселье было слишком заразительным.

Впервые мне захотелось узнать, был ли у них опыт прошлых жизней и были ли у них люди, которых им нужно найти, однако их поведение давало однозначный ответ — нет. Я был единственным щенком, который думал не только о том, чтобы играть, играть и играть.

Подходили к нам только женщины. Вскоре я научился различать их запахи и рассмотрел, что одеяния у всех одинаковые. Там было шестеро разных людей, все старше Сиджей, но моложе Ханны. Женщины были в восторге от нас и всегда смеялись, когда щенки прыгали на них и тянули за длинные одежды. Они поднимали и целовали меня, однако одна из них уделяла мне больше внимания, чем остальные.

— Вот этот, — говорила она. — Смотри, какой он спокойный.

— Спокойных биглей не бывает, — ответила ей другая женщина.

— Маргарет, щенок нам не подойдет, — сказала третья. — Нам нужен взрослый пес, как Оскар.

Услышав, как несколько раз повторили ее имя, я понял, что женщину, которая держала меня, звали Маргарет.

— Джейн, тебя здесь не было, когда мы взяли Оскара, — сказала Маргарет. — У нас было несколько неудачных попыток, прежде чем мы его нашли, но он слишком быстро умер. Думаю, если мы воспитаем щенка, то получим хорошего пса на долгие годы.

— Бигль — слишком энергичная порода, — сказала первая женщина. — Вот почему я с самого начала не хотела брать к нам беременную самку бигля.

Мне было интересно, какую же из женщин звали бигль.

Судя по тяжести моих костей и мышц, я определил, что буду более крупным псом, чем Макс. И испытал облегчение, потому что теперь мне не нужно доказывать людям и другим собакам, что внутри я крупный пес и вполне способен защитить мою девочку. Когда женщина опустила меня, я подбежал к одной из моих сестер и запрыгнул на нее — я был уже крупнее ее, и мне нравилось держать ее под контролем благодаря своему размеру, а не характеру.

Вскоре после того как мы начали есть кашеобразную пищу из общей миски, нас стали выводить на поляну, окруженную забором. Стояла весна, и теплый воздух благоухал цветами и молодой травой. По запаху я определил, что мы находимся во влажном климате, где дожди идут достаточно часто, чтобы питать множество разных видов деревьев и кустов. Мои братья и сестры считали, что двор — самое замечательное место на свете, и когда каждое утро их туда выпускали, они от безудержной радости носились по нему кругами. Глупо, конечно; впрочем, я обычно присоединялся к их беготне, потому что это было весело.

Скоро за мной придет Сиджей. Наверное, поэтому я вновь стал щенком. Наши судьбы были неразрывно связаны, и если я переродился, значит, я нужен моей девочке.

Однажды во двор явилась семья — две маленькие девочки, мужчина и женщина; их привели шесть женщин, которые ухаживали за нами. Я знал, что означает их появление. Щенки подбежали к ним играть, но я держался подальше, хотя, когда одна из девочек подняла меня, я не смог удержаться и поцеловал ее в хихикающее личико.

— Папочка, вот этот. Я хочу на свой день рождения вот этого, — сказала маленькая девочка и поднесла меня своему отцу.

— Вообще-то одна монахиня попросила его оставить, — сказала женщина. — Он будет у нас на службе. По крайней мере, мы на это надеемся.

Маленькая девочка опустила меня на землю. Я поднял на нее глаза, виляя хвостом. Она была старше Сиджей, когда ее еще звали Клэрити, но моложе Сиджей и Трента, когда они взяли нас с Рокки к себе домой. Когда маленькая девочка подняла одного из моих братьев, я почему-то расстроился. Я бы с удовольствием поиграл с ней еще.

Мои братья и сестры очень быстро, один за другим, уехали домой к другим людям, и вскоре я остался один со своей матерью по имени Сэди. Мы с ней мирно спали во дворе, когда к нам подошли несколько женщин. Я поднял резиновую косточку и поднес ее женщинам, надеясь, что хоть одна из них захочет ее и погонится за мной.

— Сэди, ты была хорошей матерью, ты хорошая собака, — сказала Маргарет.

Я бросил резиновую кость и сам накинулся на нее, чтобы меня тоже назвали хорошей собакой.

— Тебе понравится твой новый дом, — сказала другая женщина.