Даша Берег - Три времени года в бутылочном стекле

– Ну, а потом, когда-нибудь?

Эля покачала головой.

– Нет… Ну как? Мама все равно со мной будет жить, как я ее брошу? Она же самый близкий человек! Я знаю, это по-детски может звучать, или даже глупо для кого-то, но я не представляю, как может быть по-другому. У нас все родственники с мамой очень далеко, мы вдвоем с ней сюда переехали, когда я совсем маленькая была, и с тех пор мы как две половинки. Ну, вот ты здесь одна, неужели ты не скучаешь по маме?

– Скучаю, – пожала плечами Алиса, – но, наверное, не настолько.

– Я знаю, я смешная, не обращая внимания, – на Элиных щечках зацвели розы, – а ребята все и правда очень хорошие. Пашка только немного дурак, но терпимо. А на препирания Костика и Вади вообще внимания не обращай, это они просто выделываются друг перед другом.

Алиса вспомнила воображаемый маятник между ними, и про то, что они, по мнению Капусты, вообще не друзья, а даже скорей наоборот.

– У них какие-то ненормальные отношения. Вроде и терпеть друг друга не могут, а зачем-то вместе переехали…

– Я тебя умоляю, – махнула рукой Эля, – все они могут, и терпеть, и не только! Просто дураки еще.

– То есть, они все-таки втроем там дураки, не только Пашка? – подколола ее Алиса.

– Ладно, я неверно выразилась. Пашка он по жизни такой, отстреленный немного. Тут уж, мне кажется, ничего его не исправит. А ребята… они только друг с другом дураки, понимаешь? Как дети.

– Понятно. Просто столкновения у них какие-то из пальца высосанные… Про родственников своих зачем-то спорят. Про отцов, что к чему вообще. У одного молодец, у другого не молодец… Какая разница-то?

– Ага. К тому же, это один и тот же человек.

– В смысле?! – от неожиданности Алиса даже подскочила на месте, задев баночку с водой, в которой Эля промывала кисточки, и цветная вода попала ей на джинсы.

– Акварель плохо отстирывается, – предупредила ее Эля, обеспокоенно оглядывая пятно, забыв про отцов-молодцов и не очень.

– В смысле, один и тот же? – повторила вопрос Алиса, не обращая на пятно внимания. – Они братья, что ли?

– Ну да, – просто ответила Эля, протягивая ей салфетку, – они почему-то не любят это афишировать, я ж говорю, как дети. Отец у них один. Просто такой вот разный взгляд на одного и того же человека.

– А правда, что они недавно только стали общаться? Ну, Костя с Вадимом.

– Угу. Они и познакомились относительно недавно.

– И вот так сразу сорвались куда-то вдвоем?

– Ну почему, они же сначала съездили на могилу Летова, – пошутила Эля, – на самом деле, я подробностей не знаю. Вроде бы, Вадим всегда знал, что у него есть брат, а Капуста не знал… Я вижу, что для них обоих эта тема больная, и особенно не расспрашивала никогда. Захочет кто-то из них, ведь сам расскажет, правда? Просто мне кажется, им всегда не хватало друг друга. Это я легко могу понять, я у мамы одна, и мне всегда хотелось братика или сестренку. Это же так прекрасно, когда рядом может быть еще один родной, кровный человек!.. Ты как думаешь?

– Я думаю, что не всегда, – честно ответила Алиса.

Взрослея, она иногда невольно задумывалась, почему мама, пытаясь восстановить их семью тогда, в Сургуте, была готова поменять в своей жизни все – город, работу, климат, все, кроме количества детей. Когда Алисе было лет двенадцать, папин друг попросил привезти для его маленького сына игрушечный поезд из Китая. Отец подошел к вопросу, как всегда, крайне ответственно – долго выбирал, сравнивал, и в итоге, привез большую, дорогущую модель железной дороги в красивой подарочной упаковке, просто загляденье. Дома он долго теребил коробку в руках, а потом торжественно поставил на комод, сел напротив в кресло, и, почти не двигаясь, просмотрел на поезд весь вечер. На следующий день отец сказал приятелю, что времени было совсем мало, и купить игрушку он не успел, а железная дорога, нераспакованная, с нарядной ленточкой, отправилась в чулан. Но маленького мальчика, для которого, как показалось Алисе, был оставлен этот подарок, в их семье так и не появилось. Вообще, разговор о чем-то подобном зашел лишь однажды, еще в Омске, когда Алиса ходила в детсад. По дороге домой мама спросила ее, хотела бы она братика или сестричку. Вечер был расчудесным; вопреки отцовскому ППЦ, мама забрала ее пораньше, и они медленно брели по скверу, наслаждаясь хорошей погодой и ванильным мороженым на палочке, которое облизывали по очереди. У Алисы были мама и папа, две бабушки, два дедушки, мороженое капнуло на ее курточку, но мама не стала ругаться, а только рассмеялась, и Алиса сказала, что хотела бы собачку.

– В детстве я точно хотела больше собаку, чем новых родственников. А потом… не знаю. Даже не представляю, чтобы у меня сейчас был какой-нибудь брат, или, того хуже, сестра.

– Видишь, какие мы все разные. И Вадька с Костей тоже очень разные, но мне кажется, им на самом деле всегда не хватало друг друга. Даже если они ничего друг о друге не знали. Они похожи на одного человека, разделенного надвое – кому-то досталось одно, кому-то другое, и когда они вместе, то чувствуют себя сильнее. Чувствуют себя кем-то целым… хоть никогда в этом друг другу и не признаются. Словно каждый из них заполнил какую-то пустоту в другом… Ну, по крайней мере, мне так кажется.

Такую пустоту Алиса знала очень хорошо. Иногда ей даже казалось, что ее можно нащупать – вот рука, вот нога, ребра, а потом проваливаешься, как в черную дыру. Дыра могла уменьшаться в хорошие периоды, могла расти, как сейчас. Во времена, когда Алиса была маленьким грецким орехом, а ее семья – уютной скорлупой, никакой пустоты не было вообще, но потом Алиса выросла, скорлупа выросла, но пошла вся трещинами, и пустота начала брать свое. Тогда Алисе казалось, что ее надо заполнить хорошими друзьями, увлечениями, и все наладится, но мир вокруг нее стремительно менялся, начали меняться города, и пришлось забрасывать ее кем и чем попало, лишь бы она исчезла. Зато в разгар шумных вечеринок мысли о пустоте и одиночестве просто не возникали.

– Красиво говоришь, – сказала, наконец, Алиса, но Эля уже ничего не ответила, ставя этим молчанием точку на данной теме. Ее рисунок был почти готов, и он был таким же красивым и ладным, как и ее слова, и ее пение. Наверное, действительно, талантливый талантлив если не во всем, то во многом.

– Ты где-то по художественному профилю учишься?

– Я давно уже отучилась, – Эля сосредоточенно добавляла белые буруны на волны, но губы ее тронула едва заметная усмешка, – вообще-то мы с Вадимом почти ровесники, мне уже двадцать пять. Я просто так выгляжу. Не тушуйся, я уже привыкла. Это у нас семейное. И – нет, я училась не по художке. Это просто хобби. Хорошо успокаивает. Ну, кто-то гири тягает, кто-то вышивает, а я люблю акварельки. К тому же, в таком месте живем, ну как не рисовать!